[babay44]

"Десять процентов счастья."

Глава 3.

— Андж! Андж, мать твою! — кто-то быстро бежал по берегу в их сторону, размахивая руками и пытаясь привлечь внимание. Сефирот узнал Рено. Рыжий владелец цветочного магазина, любитель кайтинга и счастливый обладатель скоростного водного мотоцикла несся к ним, активно жестикулируя и что-то выкрикивая. Не добежав метров двести, он споткнулся, растянувшись во всю длину на песке, матюгнулся, тут же вскочили, пробежав последние шаги, хлопнулся на задницу прямо перед их носом и снова заорал:
— Андж, он сошел с ума! Ебанулся по полной! Сбрендил, клянусь здоровьем моего покойного дедушки, пусть земля ему будет прахом! То есть, пухом, бахамута ему в постель! Я всегда считал, что он немного того, но чтобы до такой степени!
— Кто? Дедушка? — тупо спросил Андж, пытаясь продраться через поток слов и туман спиртных паров.
— Да какой, нахуй, дедушка?! — совсем разозлившись, заорал Рено. — Дедушка склеил ласты еще в первую вутайскую! Джен! Джен, бахамут его раздери вместе со всеми картинами!
Андж и Руд недоуменно уставились на него, ожидая пояснений, а Сефирот вдруг очень ясно и отчетливо ощутил, что произошло что-то очень плохое. Настолько страшное, что заставило всегда жизнерадостного оптимиста Рено мчаться по берегу в ночь, выкрикивая проклятия. Он рывком вскочил на ноги и дернул цветочника за плечи вверх, поставив прямо перед собой, как кадета на плацу:
— Четко, спокойно и коротко. Что случилось? Никаких воплей, проклятий и дедушек! Приказ понял?
Рено собрался, поменявшись, как по волшебству и, хоть не вытянулся по стойке смирно, но заговорил, а скорее, доложил уже вполне осмысленно и внятно:
— Джен поспорил с Заком, что пройдет через эпицентр Уга-уга на виндсерфинге. Уплыл от бара пятнадцать, — он посмотрел на часы, — семнадцать минут назад.
— Вольно, — ошарашенно ответил Сефирот, еще не до конца осознавая масштабы катастрофы.
Руд и Андж вскочили, как по команде, и заорали одновременно:
— Еб твою мать! — Руд.
— Как?! — Андж схватил ни в чем не повинного Рено за отвороты расстегнутой рубахи и поднял в воздух.
— Да хер его знает как! В одних трусах красных, без гидрокостюма, без трапеции, как последний идиот!- снова заорал Рено, болтая ногами в воздухе. Ткань рубашки не выдержала и порвалась, а он снова шлепнулся на пятую точку и снова стал цветочником. — Сидели в баре, пили, спорили, как всегда, о всякой фигне — кто круче: серфингист или кайтер, что лучше: фойл или надувняшка, что устойчивей на длинной волне: ган или лонгбот. Слово за слово — вы же знаете, как это бывает! Джен злой такой и странно веселый, а Зак совсем уже в дым.Я же думал, шутят они! По пьяни мало ли что в голову придет? Пришло-ушло! А тут — не тут- то было! Я пока отлить сходил, пока с Сидом парой слов перекинулся, смотрю, а Зак один за столиком. Я спрашиваю: «Где Джен?» А он и говорит, что поспорили они. Только Джен никуда не поплывет, пойдет, наверное, спать, к Сефу под бок. Меня как током ударило! Они же поссорились! Джен сказал! А Зак улыбается, как идиот — не верит, что уплыл. Когда понял, вмиг протрезвел, кинулся догонять, да только куда там! — Рено раскачивался на песке, обняв себя за колени руками, чтобы не сорваться и опять не начать орать. — На бахамутовой доске через Уга-уга! На доске с палкой и куском полиэфирной пленки! Сделайте что-нибудь! Он же утонет!
— Твою мать! — Руд зашвырнул недопитую бутылку джина далеко в море.
— Где Зак? — Андж пытался взять себя в руки.
— На пирсе! Я его наручниками к скобе для найтовки катеров прифигачил! Спасатель хренов, еле на ногах стоит! Скоба вварена намертво, не вырвется! Хотел еще шокером добавить, но не стал. Был бы не Зак, я бы не сдержался, клянусь!
Сефирот автоматически одобрительно кивнул, уже соображая, что будет делать дальше. Выработавшаяся за годы увлечения виндсерфингом и кайтингом привычка автоматически определять направление ветра даже тогда, когда в этом нет необходимости, пришла на помощь неожиданно. Пока Андж рассказывал свою историю, ветер дул с моря на берег, он это помнил точно, а сейчас поменялся на почти противоположный. Обычное дело в это время суток, но это давало шанс...
— Руд, давай подымем вертолет! Я отличный пилот, я справлюсь! — почти рыдал рыжий.
— И что? Чем ты ему поможешь на вертолете? Он или утонет, или нет, — Руд провел ладонью по лбу. — Успокойся. Если он сделает то, что задумал, то выйдет на маяк. Там бунгало и телефон.
— Андж, ну хоть ты! Мы что, будем тут просто сидеть и ждать?! Просто сидеть?!
— Руд прав, — бледный, как мел, Андж обхватил себя руками, пытаясь сосредоточиться. — Это не тот вертолет, на котором можно идти даже через простую грозу. Это гражданский, и неважно, какой ты там пилот. Получишь молнию под хвост, и его не спасешь, и сам погибнешь!
— Тогда на машине по берегу до маяка. Там с Безымянным перешеек есть. Можно попробовать проехать или переплыть, если вдруг вода высокая.
— Это часа два, не меньше. В объезд через город, — задумался Руд.
— Но я не могу здесь сидеть! Вдруг он выйдет в бухту на острове? Вдруг ему будет нужна помощь!
— Нет, это долго, — Сефирот принял решение. Он уже знал, что будет делать, и советчики ему стали не нужны. — Я попробую его догнать. Он до выхода из бухты шел против ветра, а сейчас ветер в море...
— Что? Два идиота! Два! — заорал Рено, хватаясь за голову. — Ты хоть представляешь себе, что там творится? — он ткнул пальцем в сторону большой воды. — Это только издали кажется, что обычная гроза! Там даже радиосигнал не проходит! Никакой! Не то что мужик под парусом, пусть он и солджер первого класса.
— При чем тут солджер? — больше уже автоматически осведомился Сефирот, быстрым шагом направляясь к ангару со снарягой.
— Будем считать, к слову пришлось! — снова выкрикнул Рено, забегая сбоку.- Я не пущу тебя! Я и так не могу себе простить, но если еще двое!
— Иди сюда, Рено! — поймал его за уцелевший с одной стороны воротник Андж уже в дверях ангара. — Не мешай ему. Если кто из нас может это сделать, так это он, — он оттолкнул Рено в сторону и пошел за Сефиротом. — Мы сейчас зажжем огонь на маяке, там автомат, а сами попробуем добраться туда по берегу, — он нажал кнопку выключателя. — Какой возьмешь?
Доски для виндсерфинга, казалось, весело подмигивали смельчакам.
Что выбрать? Рука сама тянулась к скоростному рейсу или слалому, но чутье, теперь уже его собственное, подсказывало, что встречи с Уга-уга не избежать, вряд ли он успеет поймать Джена на подходе даже на рейсе, а значит...
Сефирот направился в сторону полюбившегося вейва, который он недавно как раз отладил по себе. Андж одобрительно кивнул — хороший выбор. Если он вообще может существовать для такой воды и для такого ветра. Не супер быстроходная доска, но устойчивая и послушная. А если по большому счету, то для идиотов досок не предусмотрено, поэтому выбирать все равно придется из того, что сделано для нормальных людей. Значит, будем считать, что вейв для таких волн — самое то.
— Надень костюм! — крикнул Рено из глубины ангара.
— Времени нет!
Подошел Андж, стал деловито крепить на Сефироте трапецию.
— Времени нет,- опять повторил генерал, но сопротивляться не стал. Пренебрегать тем, что существенно увеличивало шансы выжить, не стоило.
— И не вздумай отстегнуться, — напутствовал его Андж. — Ни при каких обстоятельствах. Даже если упадешь и сразу не сможешь встать, даже если накроет парусом. Доска — это твой шанс выжить. Поплавок.
Сефирот и сам все это знал прекрасно, но молчал. Понимал — Андж переживает. Точно в курсе, кто он, и знает, что не сможет не пустить.
— Стой! Еще! — схватил его за запястье Рено прямо у кромки воды и ловко защелкнул на руке персональный компьютер. — Я забил координаты маяка. Там, — он кивнул головой в сторону бушующего урагана,- глаза тебе не помогут, а огонь маяка ты увидишь только на выходе. Так что поглядывай на навигатор и береги силы.
— Спасибо! — перком был очень кстати. Его собственный остался в бунгало и то, что Рено носил свой при себе, оказалось большим подарком.
Откуда-то из темноты вынырнул Руд, тащивший за петлю и гик еще один виндсерфинг:
— Я пойду с тобой до выхода из бухты.
— Зачем? — Сефирот уже боролся с прибоем.
— Вдвоем веселее! — крикнул Руд, присоединяясь к нему.
Сефирот не стал возражать. Руд обузой не станет. А то, что бухгалтер не может просто наблюдать — тут он его прекрасно понимал.
Они шли парой, параллельными курсами, на минимальном безопасном расстоянии. Километрах в трех от берега надоевший крупный чоп исчез, волны выросли, и на той скорости, которую развила его доска, идти стало тяжелей, теперь нужна была полная концентрация внимания. В это же время генерал понял, что возможности Руда на пределе. И действительно, минут через пять тот сделал прощальный жест рукой, совершил резкий оверштаг и направился назад. Сефирот не возражал. Он уважал людей, правильно оценивавших границы своих возможностей. Руд не хотел стать обузой. Он и так оказался невероятно крут — ночью, по такой воде и так далеко от берега не решались ходить даже профессионалы. Бухгалтер смог его удивить, но долго думать на эту тему Сефирот не собирался.
Дующий практически в корму ветер позволял, почти не маневрируя, идти форвинд километров эдак под сто. На гладкой воде он бы этому только порадовался, но сейчас лучше было не отвлекаться. Он уже вышел, считай, вылетел из бухты, и теперь приходилось еще, ко всему, внимательно оглядываться по сторонам: не мелькнет ли где-то в волнах знакомая фигурка. Но акватория была пустынна. Это не удивляло. Джен все-таки стартовал раньше почти на полчаса и, как ни сдерживал его ветер и необходимость лавировать, но первую отметку — выход на большую воду — он прошел, как минимум, минут на пятнадцать, а то и двадцать раньше Сефирота. Теперь он находился там, куда было страшно даже смотреть, но куда генерал собирался попасть в ближайшее время. Непроглядная чернота, словно стеной, возвышалась по курсу, то слева, то справа освещаясь зеленоватыми сполохами бьющих прямо в воду молний. Треск разрядов он слышал даже с такого расстояния. Сейчас он уже совсем не напоминал гром. Тревожно, остро бил по нервам и барабанным перепонкам так, что закладывало уши, а в мгновения ярких вспышек черная стена вдруг превращалась в странную смесь клубящихся облаков морской соленой взвеси, сорванной ветром с верхушек гигантских пенистых волн и ставшей водяной пылью.
С интересом и веселой злостью Сефирот рассматривал приближавшуюся преисподнюю, ловко прыгая с волны на волну. Казалось, что ветер, подчиняясь чьей-то злой воле, гнал послушную добычу прямо в огромный широко распахнутый рот. Генерал, в принципе, не возражал. Если Джен сказал, что пройдет через центр этого ада, значит, ему тоже туда.
Засмотревшись на то, что его ждет, он лишь на мгновение отвлекся и тут же чуть не упал. Чтобы удержаться на волне, пришлось уйти в прыжок. Совершив вместе с доской сальто почти через голову, он машинально взмахнул крылом, выравниваясь и приземляясь на соседний гребень, еще раз мысленно похвалив себя за то, что вчера поменял и отрегулировал петли. В этот момент он понял, что незаметно пролетел фронт Уга-уга. Резко похолодало и, что самое неприятное, поменялся ветер. Теперь он дул сильными порывами, постоянно меняя направление, и надо было не ослаблять внимания, чтобы не пропустить, а, буквально, угадывать эту смену направления чутьем зверя, чтобы успевать за мгновение перекинуть парус. Так же он угадывал, куда сейчас ударит молния. Пока уворачиваться удавалось. Он обратил внимание, что слегка оглох, и еще все чаще приходилось помогать себе крылом — это ему не нравилось больше всего. Крыло свое он любил, но прекрасно знал, что прочность его не бесконечна.
В дикой свистопляске ветра, молний и волн он вскоре перестал понимать, в каком направлении движется. Иногда ему казалось, что он просто, беспорядочно перемещаясь, пляшет на гребнях волн где-то в середине тайфуна, но короткие взгляды на навигатор, которые он едва мог себе позволить, говорили о том, что он все-таки еще движется вперед. Холодный воздух пах озоном и был перенасыщен водяной пылью, которую Сефирот непроизвольно вдыхал — приходилось периодически откашливаться и постоянно смаргивать.
Вскоре эта идиотская пляска с молниями стала ему надоедать. Он с трудом закладывал очередной фордак, мысленно благодаря Анджа за навязанную трапецию и одновременно пытаясь найти в этой какофонии то, за чем пришел. Но чем дальше, тем очевидней ему становилось, что его затея с самого начала была безнадежна. Ни один из живущих на свете людей не смог бы выжить, удержаться на доске в этих условиях. Как ни хорошо был сложен Джен, в какой прекрасной форме ни находился, но он всего лишь человек, а человек здесь пройти бы не смог, а значит... Смертельная тоска вдруг навалилась на Сефирота ледяным холодом, ослабляя волю и унося в море последние клочки надежды. Он чуть не выпустил гик, тело выполнило маневр автоматически и, как всегда, не подвело. Сефирот досадливо ухмыльнулся — забавно! Он уже знал, что это не монстр, как он думал раньше. Его личный, собственный обостренный инстинкт самосохранения трепетно заботился об этом теле. Но если он сейчас отстегнет трапецию и бросит гик, его тело проиграет, инстинкт можно заставить замолчать. Можно... Оказывается, это так легко, когда твой разум свободен. Если Джен погиб, если его больше нет... это будет легко. Сознание засыпало, его движения становились плавными, реакции медленными, вдруг стало очень холодно. Еще немного, еще одно мгновение... Но в этот момент краем глаза он уловил то, что заставило вздрогнуть и разом прийти в себя. Слева по курсу, прямо на пенистом гребне высоченной волны, в свете молнии он увидел крохотную, как будто застывшую между небом и водой, крылатую фигурку. Однокрылый летун полыхнул алым светом, и все вновь потонуло в беспроглядной мгле. «Вот это номер!» — Сефирот быстро скорректировал курс. Сил как будто резко прибавилось, а глупые мысли утонули в очередном пенном вале. Он сосредоточился, стараясь держать нужное направление и боясь пропустить очередную вспышку. Ждать пришлось недолго. Снова молния, и Сефирот в очередной раз порадовался, что возможности его зрения превосходят человеческие — маленькая фигурка с крылом, цвет которого не разобрать, высветилась теперь прямо по курсу. Он видел ее одно мгновение, но зрению своему доверял — у летуна только одно крыло, древняя легенда ожила. Это казалось невероятным, немыслимо прекрасным, это было правдой! Еще одна вспышка — ничего не видно, еще — нет, вон он! А рядом огромный водяной смерч — картина завораживающая, нереально величественная. Вот откуда окончание легенды, про подаренные сердца! «Ну, давай познакомимся, однокрылый!» — Сефирот криво улыбнулся, пускаясь вдогонку. Почему-то ему казалось, что если Джен все-таки вошел в ураган и еще жив, то должен найтись где-то там, где танцует между волнами, пытаясь взлететь, сам хозяин этого локального ада.
«Только, вот еще что, однокрылый,- кажется, он произнес это вслух. — Ты конечно, хороший парень, и меня растрогала твоя история, но извини, сердце подарить не могу. Я случайно забыл его кое-у-кого в штанах. Знаю, звучит не слишком романтично, но, боюсь, отражает самую суть».
Маленькая фигурка опять мелькнула впереди, и генералу показалось, что расстояние между ними несколько сократилось, но однозначно он бы утверждать не стал. При таком шторме предположения о расстоянии выглядели смехотворно. Каждое мгновение могло стать решающим. «Ну что, братишка, погоняемся! — Сефирот наполовину сложил крыло, готовый каждую секунду раскрыть его полностью. — Думай! Может, есть смысл чуть притормозить? Обещаю, если дашь себя догнать, научу, как летать с одним крылом.» Он, улавливая смену ветра уже механически, вдруг снова чуть не перевернулся, но все-таки удержался на доске, заподозрив, что ветер теперь помогает ему. Теперь казалось, что волны стали чуть ниже. Или он проскочил самый центр, или однокрылый, и вправду, услышал его. Еще несколько минут...
Он выскочил из шторма так же резко, как и вошел в него, от неожиданности заложив пару фордаков и растерянно оглядываясь назад — та же темная стена, озаряющаяся зелеными сполохами, а впереди огонь маяка. Однокрылого нигде не видно, и вообще, не видно никого. Волны еще высокие, но, по сравнению с тем местом, где он только что кувыркался, просто полный штиль. Небо над маяком затянуто тучами, и только яркий огонь на самой верхушке башни освещал вход в маленькую бухту и прибрежную часть острова. Он шел к маяку галсами против ветра, закладывая большой угол и чертя длинные отрезки — пытался осмотреть прилежащую к острову акваторию. Джена нигде не было видно. Он сжал зубы так, что отчетливо услышал, как хрустнула челюсть. Конечно, если бы Джен повернул назад перед фронтом урагана, он бы его встретил, но ведь он мог пойти вдоль, или мог войти в шторм, но Сефирот его просто не увидел — маловероятно, нереально, невозможно для планетника, но такая вероятность была. Пожалуй, единственное, что мог сейчас сделать генерал, это проверить ее. Он просто очень хотел в это верить. «Пожалуйста, пусть так оно и будет! Пожалуйста!» Он почти влетел в небольшую бухту у изножья маяка: тихо, темно, безлюдно, на воде легкий чоп, над головой звездное небо — как будто прыгнул в другую реальность. Яркий огонь маяка освещает берег и...маленькую неподвижную фигурку почти у кромки прибоя, бескрылую, и слава богам! Сердце пропускает удар. Как он проскочил последние метры, Сефирот не помнил, почти выхватил из воды виндсерфинг — оставлять его, только что отслужившего верой и правдой, на растерзание прибою, казалось нечестным. В три прыжка, бросив доску на сухой песок, он подбежал к распростертому телу. Джен лежал на животе, раскинув руки и слегка подняв их вверх, припечатав левой щекой песок и, казалось, не дышал. Его любимая доска валялась рядом. Без паруса. «Отстегнул», — автоматически кинув взгляд на степс, понял генерал. Причина могла быть только одна — как ни прочен был полимер, из которого изготовлен парус, но там, откуда они только что вырвались, понятие «прочность» более чем относительно. Тогда как он попал на берег? Руками греб? Нереально. Неважно.
Пальцы военного, между тем, профессионально ощупывали холодное, расслабленное тело, не спеша переворачивать, чтобы случайно не причинить дополнительный вред. Рука уверенно нащупала пульс на сонной артерии — есть! Джен дышал. Неглубоко, но вполне ровно. Кости, вроде, тоже были целы. Сефирот аккуратно перевернул его на спину, положил голову себе на колени.
— Джен!
— М?
— Джен, ты живой?!
— Странный вопрос, — голос звучал глухо, но внятно, как будто говорящий специально старался произносить слова четко. — Конечно. Со мной все хорошо. Надо отдохнуть, и буду в норме.
Глаз он не открывал.
— Ты замерз, пошли в дом. Можешь идти?
— Замерз — согреюсь. Не трогай меня. Я сплю, — Джен явно никуда идти не собирался и все еще обижался. Не удивительно.
— Джен! — Сефирот довольно сильно потряс его за плечо. Такое состояние ему совсем не нравилось. Генерал сам чувствовал себя не очень хорошо. Мышцы болезненно ныли от перенапряжения, его морозило. От нервной перегрузки и переутомления кружилась голова. Как мог чувствовать себя планетник, прошедший через все то же самое, что и он, страшно было даже представить. Точно уж, не самым лучшим образом, но с таким характером Джен ни за что не признается, что ему плохо. Сдохнет, а не признается. Особенно после их утренней ссоры.
— Не вздумай засыпать! Слышишь?! Получишь воспаление легких! Вы, планетники, утлые создания, от одного щелчка ноги протягиваете.
Джен открыл глаза:
— О, Гайя! Вот это да!
«Попал, — сразу пронеслось в голове у Сефирота.- Ой, как попа-а-ал!»
Он не спрятал крыло, только сложил. Совсем забыл о нем. Его крыло — его гордость и наказание, тайна, о которой знали не многие, а те, кто знал, те предпочитали предусмотрительно помалкивать. Потому что только при одном взгляде на него — выходящее из спины, глянцево-черное, большое и красивое, как он считал, сразу можно сказать: обладатель его человеком быть просто не мог. А вот монстров на Гайе не любили и боялись — наследие тяжелого прошлого, и древняя банорская легенда это, как раз наглядно иллюстрировала.
Сефирот забыл, как дышать, а Джен поднял руку и довольно погладил мокрые перья:
— Красивое!
Легкий хлопок, и крыло исчезло. Но как же было приятно! Сефирот никогда раньше не позволял... Никому. И не знал, что чужое прикосновение к этой части тела может быть таким...волнующим. Может, потому, что это был Джен?
— Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Я не монстр, — поспешил успокоить генерал.
— С чего ты взял, что я боюсь? Мне нравится. И твои глаза... Это завораживает.
«О, бахамут, зрачки!»
Джен опять собрался заснуть, и Сефирот понял, что если не предпринять мер, то они останутся тут до утра. Он легко, как перышко, поднял немаленькое тело и понес в сторону чернеющего на берегу домика.
Дверь просто прикрыта. — Планетники, — привычно пробурчал Сефирот и шагнул в темный проем. Сенсор света слева. Лампочка загорелась, на мгновение ослепив белым светом. Зрачок сразу же среагировал, вытянувшись в продольную черточку, но потом послушно стал нормальным.
Коридор, довольно уютная комнатка с большой кроватью в виде... ма-ать же твою... огромного алого сердца! Номер для молодоженов! Точно, Сид рассказывал! Розовые простыни и шторы, белые стены с розовыми цветами. Тут же в комнате кухня с розовой столешницей, розовой посудой в розовых узорах и розовым, честное слово, совершенно розовым холодильником! Нет, ну кому такое может нравиться?
Сефирот опустил свою ношу на пушистый розовый ковер. Джен приоткрыл один глаз, осмотрелся по сторонам, демонстративно застонал и, сообщив, что лучше он будет спать на улице, тут же опять задремал.
Камин! Кем-то заботливо сложенные дрова, как будто их ждали. Как же его зажечь? Электроподжиг, ну конечно! Все продуманно до мелочей, чтобы не возиться. Дрова быстро занялись, наполняя помещение таким необходимым им сейчас теплом. Ванная комната на двоих с горячей водой — к счастью, цивилизация сюда добралась. Он включил теплый душ — ванна подождет, и вернулся за Дженом, снова поднял его на руки и понес под теплые струи, согреть и смыть песок. Сделал воду погорячей, дождался, когда кожа художника станет под цвет обстановки, и вынул из шкафчика на стене большое лохматое полотенце. Конечно, тоже розовое. Он поставил Джена на ноги и, придерживая рукой, стал жестоко растирать тело. Это оказалось не просто: тот был большой, стоять совсем не хотел, полусонно и недовольно бурчал, предлагал Сефу катиться в задницу к бахамуту, к каким-то блондинам и даже вначале немного вырывался. Но генерал справился: постепенно бледность отступала, кожа потеплела, опять стала смуглой, а Джен расслабился и перестал сопротивляться. Тогда Сефирот отнес его на кровать и, откинув красное покрывало, уложил на приторно розовую постель.
— Ненавижу шелковые простыни, — сонно пробурчал Джен и заснул, лежа на животе, растянувшись прямо посередине кровати-сердца.
Генерал понял, что угроза спать на улице в ближайшее время выполнена не будет, никто уже никуда идти не собирается, и можно расслабиться.
Холодильник, плита, микроволновка...Так! Небольшой встроенный бар. Вино, еще вино, газированное вино — не подходит. Бутылка бренди и бокалы на тонких ножках — это лишнее! Он свернул пробку и плеснул немного коричневой жидкости в белую чашку с огромной розовой розой, опять бесцеремонно растолкал Джена, усадил на постели, (не хватало, чтобы еще подавился) и сунул чашку ему в руки.
— Пей!
Джен уже смирился с тем, что Сефирот с ним что-то все время делает, и не протестовал. Он с сомнением посмотрел на содержимое посуды, но послушно сделал несколько глотков. Конечно, он все-таки подавился и закашлялся:
— Гадость какая! Предупреждать надо!
— Нюхать надо все, что собираешься выпить! Не учили? — он протянул Джену пластиковую бутылку с водой, которую предусмотрительно достал из холодильника.
— До дна и запьешь.
— Ничего со мной не случится, — уперто повторил Джен. — Посплю и, если не перестанешь меня будить, завтра буду в норме.
Он залпом допил бренди и, припав к горлышку бутылки с водой, отпил почти половину:
— Все, ты меня спас! Теперь оставь, наконец, в покое, — Джен улегся теперь уже на спину и натянул на себя розовое кружевное покрывало. Сефирот не возражал. Дрова весело потрескивали, его самого клонило в сон, и если бы не тревожная мысль, что он забыл что-то важное, он бы уже устроился рядом.
Сообразил, что его беспокоило, он только тогда, когда услышал звонок стационарного телефона. Вот идиот! Бледное лицо Анджа немым укором всплыло перед мысленным взором, и ему стало стыдно. Генерал быстро поднял трубку.
— Кто это? — услышал он звонкий голос Рено — тревожный, с легкими истерическими нотками.
— Это Сеф. Джен со мной. У нас все хорошо, без травм. Устали, нашли бунгало для новобрачных, устроились, согрелись. Джен уже спит, я тоже собираюсь.
— Йо! Я знал! Я знал! О, Гайя! Мы скоро будем у вас! Тут на перешейке забор и надпись: «Частная собственность». Руд возится с замком, если не откроет — идем на таран! Ждите!
— Не надо, Рено! Не ломайте ничего. Возвращайтесь домой. Завтра увидимся. Джен устал, не стоит его будить. У нас все хорошо, тепло, камин, постель.
— Так с ним все в порядке?!
— Да нормально все! Перенапрягся немного, перемерз. К утру обещал быть в норме.
— А! Ну, если Джен обещал, значит, будет! — повеселел Рено. — Мы завтра за вами прилетим. С утра!
— Прилетите, даже не сомневаюсь, — недовольно буркнул Сефирот, укладываясь рядом со сладко сопящим Дженом, но забота друзей и беспокойство рыжего цветочника его почему-то совсем не раздражали. Скорее, наоборот, это было...Приятно? — Только вы завтра не спешите! Выспитесь там хорошо, позавтракайте, — спохватился он, сообразив, что эта компания может заявиться ни свет ни заря, а им с Дженом еще надо поговорить. По крайней мере, это входило в его намерения. Но тут он понял, что в трубке уже никого нет, показал ей кулак и повесил на стенку. Джен дышал ровно и совсем беззвучно. Генерал, как тряпку, выжал свои мокрые волосы — сил уже не было ни на что — и улегся рядом.
Он немного полежал, потом придвинулся к Джену вплотную, еще полежал. Тот даже не пошевельнулся. Сефироту очень хотелось обнять теплое, сонное тело, но он... Не то, чтобы боялся, так, слегка опасался возможной реакции на свои действия. Пока он раздумывал и боролся с соблазном, Джен вдруг сам перевернулся, закинул на него руку, ногу, совсем по-собственнически подгреб под себя и, положив голову Сефироту на плечо, умиротворенно засопел. Генерал довольно ухмыльнулся и уткнулся носом в еще мокрые темные волосы.
«Планетники, бахамут их забери, — думал он. — Только свяжись. Угораздило же. Угораздило же так неосмотрительно, неосторожно и безоглядно...Влюбиться? Не может быть!»
Это настолько лежало на поверхности, что было удивительно, как он раньше не понял, что с ним!
Наверное, именно это несколько болезненное, чуть взвинченное состояние эйфории, когда ты не совсем четко осознаешь, не вполне контролируешь свои действия и странно ощущаешь себя в пространстве, люди называют странным словом «любовь». А еще, это когда кто-то необходим тебе настолько, что ты теряешь над собой власть и не хочешь жить просто от мысли, что его может не стать на этом свете. Когда, понимая, что никогда не будешь в его жизни главным, ты готов смириться. Лишь бы просто знать, что он есть. Пусть не с тобой, пусть где-то и с кем-то, но он говорит, дышит, пишет свои странные картины, а значит, судьба дает тебе шанс. Шанс на свои десять процентов. Сефирот резко выдохнул, проваливаясь в тревожный тяжелый сон, в котором он опять несся по волнам за маленькой крылатой фигуркой и никак не мог ее догнать. Казалось, еще одно мгновение, один удар сердца, но однокрылый снова ускользал, оказывался дальше, а волны поднимались стеной, закрывая дорогу, и осыпали его теплыми искристыми брызгами. Джен во сне заворочался. Сефирот, не просыпаясь, наконец, обнял его, плотно прижимая к груди, и только тогда успокоился, заснув крепко и без сновидений.
Утром с моря пришел туман, белый и густой, как молоко. Сефирот смотрел в окно на утонувшую в нем береговую линию, думая о том, что туман подарил ему еще несколько счастливых часов. Вряд ли вертолет прилетит, пока солнце не взойдет высоко, а эта белая мгла не рассеется. Дрова в камине давно прогорели, но было тепло. Летний шторм пронесся и исчез, унося с собой холод и тревогу ночи.
Тело Сефирота полностью восстановилось, он чувствовал себя отдохнувшим, но вот о душевном равновесии можно было только мечтать. Вспоминать о том, что произошло вчера утром, совсем не хотелось, и он мучился соблазном эту тему не поднимать. Знал, что Джен ненавидит объяснения и извинения, что они все равно ничего не изменят. Характер у художника еще тот, и он, скорее всего, уже принял решение. На кровати завозились, генерал отвернулся от окна, чтобы встретить лазурно-чистый, сонный взгляд. Джен приподнялся на руках и потянулся. Сефирот вспомнил их вчерашние приключения. Если он правильно понимает человеческую физиологию, то каждая клетка этого тела должна сейчас кричать от боли. Даже то, что Джен выжил в этой круговерти, было, само по себе, подарком судьбы, но вряд ли все прошло без последствий. Он искренне пожалел друга. Массаж помог бы ему хоть немного... Если Джен согласится, конечно...
— Интересно, тут кофе есть? — тот сел, подогнув под себя одну ногу, а вторую спустив с кровати, с интересом осматривая приторно-розовую комнату. — Я умер и попал в ад?
— Или в рай, — хмыкнул Сефирот.- В зависимости от того, какое у тебя настроение.
— Мое чувство прекрасного бьется в эпилептическом приступе.
— С твоим чувством прекрасного все хорошо, не переживай. Просто спросонья запуталось в розовых простынях, — Сефирот открыл кухонный шкаф:
— Кофе есть. Растворимый.
— Гадость, но сойдет. Хорошо бы еще чего-нибудь поесть.
— Только консервы. Рыба...Уже просрочены, и какие-то улитки в горчичном соусе. Хлеба нет. Ничего больше нет.
— Тогда кофе, — согласился Джен. — Улитки на завтрак — экзотично, но пусть остаются в банке.
Кофе был никакой. Самый обычный растворимый, намного хуже, чем в солджерских пайках, но генерал привередничать не стал. Джен залез с чашкой назад в постель, уселся, подогнув под себя ноги, и попытался вдохнуть исходящий из чашки запах:
— Нет, это плохая идея, — наконец решил он. — Это лучше пить не нюхая. Надеюсь, он содержит хоть сколько-то кофеина.
Сефирот кивнул и поставил свою пустую чашку на стол — он тоже не был склонен долго смаковать странную коричневую жидкость.
— Если нечего есть и почти нечего пить, — задумчиво начал Джен, — надо найти адекватную замену, и, если ты уже допил, тогда иди ко мне, — Джен постучал по постели рядом с собой. -
Будешь моей вишенкой на этом розовом торте. Если, конечно, нет возражений или других предложений.

Возражений не было, то есть, абсолютно никаких. Сефирот только еще раз удивился, что Джен не лежит пластом, а вполне готов доказать свою дееспособность. Как раз в этот момент основное доказательство красноречиво упиралось ему куда-то в район поясницы. Невероятно, но факт. Поэтому начинать неприятный разговор и вообще какой-либо разговор очень не хотелось.
Джен откинул его порядком спутавшиеся волосы и подул в затылок:
— Будь послушным мальчиком, встань на колени и прогни спину, — сладко шепнул он, мягко касаясь губами затылка.
Зубы нежно прихватили кожу на позвоночнике между лопаток. Как раз то место, откуда ростет крыло. Ох, как же приятно! Как же чудесно, что Джен больше не злится и не устраивает разбор полетов. На самом деле, он склонен к эффектным мелодраматическим сценам, но предпочитал устраивать их в менее сложных ситуациях. Тогда это не напрягало. Как будто ты сидишь в первом ряду, а актер на сцене старается только для тебя. В серьезных же случаях, как смог убедиться Сефирот, Джен был довольно скуп на проявление эмоций и длинные монологи. И как же это было прекрасно, как же это было правильно и хорошо! Он позволил себе полностью расслабиться и на время выкинул из головы все посторонние мысли.
Потом они валялись на кровати, голые и довольные друг другом, болтая о всякой ерунде. Сефирот все-таки не удержался и спросил, не злится ли Джен, а тот ответил, что какой смысл трепать друг другу нервы и устраивать сцены, если уже понятно, что оба готовы помириться? Зачем тратить драгоценное время и получать отрицательные эмоции, если можно сделать так, чтобы сразу стало хорошо? А еще, что знал, с кем связался, что не жалеет, не стоит об этом, и потом сразу полез целоваться.
— Если ты сейчас же не прекратишь, — расслабившись, рассмеялся Сефирот, — то прямо сейчас будет второй раунд. Надо же мне как-то брать реванш?
— Звучит многообещающе, — мурлыкнул Джен, чуть болезненно прикусив ему мочку уха. Теплые ладони довольно огладили мускулистую грудь, собственнически помяли крепкие ягодицы и скользнули вперед, с удовольствием погладив пах. — Я совсем не против второго раунда и реванша.
Они отдыхали, крепко обнявшись, и Джен немного вздремнул. Всего с полчасика. Разбудил их телефонный звонок.
— Это Андж, — сонно буркнул Джен и нажал громкую связь. Женский голос в трубке стал для Сефирота полной неожиданностью.
— Джен, сынок, с тобой все хорошо? Не молчи, пожалуйста! Нам позвонил... один твой друг. Папа с вечера на берегу, мы не спали всю ночь! Джен, пожалуйста, скажи хоть слово! Если не хочешь разговаривать — не надо! Просто я должна знать, что с тобой все хорошо!
Джен молчал.
— Андж сказал, что все нормально, но я не верю, я хочу услышать твой голос! Пожалуйста!
— Джен, это же мама, — первым не выдержал Сефирот и довольно сильно толкнул его в бок.
— Все хорошо, — неестественным, чужим голосом ответил Джен. — У меня все хорошо... мама. Я жив и невредим.
— Джен! — женщина на том конце провода расплакалась.
Сефирот не переносил женских слез. Ему стало жаль невидимую звонившую, но он ничего не сказал — не его дело, он и так позволил себе лишнее.
— Твои друзья уже летят за вами. Мы будем ждать в бухте.
— Не надо, мама. Пожалуйста, уезжайте домой. Со мной все хорошо, — поморщился, как от острой боли, Джен и, сев на кровати, провел рукой по лицу.
— Джен, я хочу сказать, что мы все совершили много ошибок. Нам надо поговорить. Мы не уедем, пока ты не согласишься поговорить! Даже не надейся! Если ты не прилетишь прямо сейчас, мы...
— Я не совершал никаких ошибок! Но я все понял. Я приеду. Завтра приеду домой, и мы поговорим.
— Мы будем ждать тебя прямо с утра. Я, папа, сестры. Приезжай со своим другом! Я испеку твой любимый яблочный пирог, а папа... Ты сможешь простить нас, Джен?
— Я приеду, мама. Даю слово, — Джен нажал отбой и резко бросился на кровать ничком.
Сефирот напрягся. Он ожидал чего угодно: вспышки ярости, даже слез. Джен молчал.
— Извини, не мое дело, — не выдержал гнетущей атмосферы, затопившей комнату после звонка, Сефирот.
— Ничего. Не хочу, чтобы ты думал, что я сволочь. Если ты так решил, то...- Джен повернул голову на бок и посмотрел на генерала. Выражение лица было странным. Как будто он не был уверен в том, что проступает правильно. — Я никогда ни перед кем не оправдывался, нет опыта. Извини.
— Я могу задать вопрос?
Джен кивнул, переворачиваясь на спину.
— Твой отец покупал картины. Мне Андж сказал. Сказал, что ты пришел в ярость, когда узнал.
— Понятно, — Джен невесело улыбнулся. — Представляю, как это выглядит со стороны. Добрый папочка помогает своему заблудшему и запутавшемуся сыну найти свое место под солнцем. А сын ведет себя, как неблагодарное животное. Наверное, так все и думают, — он зло улыбнулся. — Так же все выглядит со стороны? Он хорошо все продумал... Конечно, публичный человек — надо заботиться о своем имидже. Мне не нужны были его деньги! Понимаешь! Не деньги! — Джен ненадолго замолчал, взял себя в руки и продолжил уже почти спокойно. — Тогда я не был богат, но и не бедствовал. Мы с Анджем... неплохо устроились. И отец это прекрасно знал. Может быть, я когда-нибудь расскажу тебе эту историю с самого начала. Про то, на что готовы пойти люди, чтобы получить свой маленький кусочек власти. Когда-нибудь...- он что-то сосредоточенно разглядывал на потолке и на Сефирота не смотрел. — Мне трудно объяснить тебе. Не обижайся... Мы есть те, кто мы есть, и какие-то вещи с разных позиций могут выглядеть неожиданног. Он обманул меня. Я думал, что мои работы кому-то интересны. Когда их стали покупать. Что у меня появились поклонники. Даже представлял их себе. Такие солидные мужчины в черных смокингах с толстыми сигарами. Смешно! Картины инкогнито скупал отец. Потом поклонников, действительно, появилось очень много, эдаких солидных ценителей. Они хлопали меня по плечу, делали комплименты, восхищались мной и моим талантом, но мне уже было все равно. Что-то умерло навсегда. Я перестал хотеть кому-то понравиться и теперь пишу только для себя. Лучше бы эти картины купил кто-то другой! Понимаешь? Кто-то, кто бы им действительно радовался, кто гордился бы ими! Пусть намного дешевле, но это было бы честно! — Джен выдохнул и закрыл глаза. — Я больше никогда их не видел. Никогда. И никто не видел. Остались только эскизы, несколько репродукций, фото и голографические копии. Все.
— Он мог не понимать, что делает. Мог думать, что помогает тебе.
— Не мог. Я сказал Анджу, что мы больше не виделись, что я узнал о том, кто покупатель, случайно. Но это не так, — Джен по-прежнему безжизненно смотрел в потолок. — Несколько лет назад он предложил мне встретиться. Я согласился. Думал, что я готов к этой встрече. Я тогда был счастлив, чуть не летал. Был готов прощать всех направо и налево! Как же! Мои картины покупали, я интересен! Мы встретились в кафе, в Мидгаре. Он выплюнул мне это прямо в лицо! Назвал мои работы мазней возомнившего о себе невесть что неудачника. Нет никаких поклонников, никакого таланта! Он делал это из жалости!
Меня бросило в жар, перед глазами все плыло. Еще пять минут назад я парил, и вот уже на земле. Он говорил что-то еще. Про то, что семья готова принять меня назад даже такого. Как будто я мерзкое насекомое, паук с волосатым, пульсирующим тельцем и оторванными ножками. Дальше была темнота. Я пришел в себя в муниципальном госпитале в Мидгаре. Обострилась старая болезнь, и дальше мне стало уже не до картин. Я боролся, подымался, падал, опять подымался... Бесконечно. Все было ужасно, мучительно-тошнотворно. Рисовал я теперь редко, никому не показывал, никому не верил, никого к себе не подпускал. Даже Анджу досталось. Помощь пришла неожиданно, и оттуда, откуда ожидать было невозможно. Андж показал мои работы одному очень влиятельному человеку. Втайне от меня. Тот не был великим ценителем искусства, но деловой хватки ему было не занимать. Этот человек организовал мою выставку. Его связи и авторитет в бизнес-кругах, его деньги и его уверенность в своем проекте... В качестве насмешки судьбы, он оказался именно таким, каким я прдставлял своего первого поклонника: пузатым, пожилым и усатым, с толстой сигарой в толстых пальцах. Как принято говорить в таких случаях: «В одно прекрасное утро я проснулся знаменитым». Оказалось, что летать можно и с одним крылом, хотя это намного, намного тяжелее.
Джен встал, налил себе остывшей воды из чайника, кинул туда ложку кофейного порошка, медленно размешал:
— Только не жалей меня. Я не нуждаюсь в жалости, да и повода нет. На те деньги, что отец заплатил мне, я купил землю. Живое за неживое. Согласись — обмен вполне выгодный. Эта бухта, этот кусочек моря теперь только мои. Будь мой отец хоть трижды мэр, но сделать он ничего не может.
— Ты хозяин? — Сефирот был так удивлен, что не знал, как реагировать.
— У меня прекрасные управляющие. Кстати, этот остров и это бунгало для новобрачных тоже мои. Так что, чувствуй себя, как дома, — Джен сделал глоток, скривился, но чашку не поставил.
— Значит, этот розовый кошмар — твоих рук дело?
— Дизайн не мой, но сметы подписывал я. Между прочим, приносит стабильный доход. Я тут впервые и, сразу предупреждаю, менять ничего не стану — людям нравится.
— Оказывается, ты жених с богатым приданным! Брак по расчету — это именно то, о чем я давно мечтал! — оскалился Сефирот. — Ну, пусть не брак. Ладно. Я согласен просто на хороший секс. Оставь в покое эту дрянь, которую кто-то случайно назвал кофе и иди сюда. Должен же я тебя утешить?! Нет, себя утешить! Ты разорвал мое сердце на куски! — он обнял Джена сзади и нежно прижался губами к смуглой шее. — Если что, я не собираюсь тебя жалеть, я собираюсь тебя цинично и эгоистично трахнуть, и пусть твой папаша катится к бахамуту в задницу. Я сожалею даже о том, что услышал о его существовании!
Через час их, снова задремавших, разбудил шум винта — прилетел вертолет, и вылезать из постели все-таки пришлось. Пока невидимый Рено за окном удивленно присвистнул и жизнерадостно, возбужденно заорал:
— Йо! Андж, смотри — мачта!