Глава 16.
читать дальше- Ну, а теперь твоя очередь, - одним легким движением руки Ясон отправил Рики в полет, который благополучно завершился мягким приземлением на четвереньки прямо посреди широкой консульской постели.
Рики, украдкой, из-под упавших на лоб волос, бросил осторожный взгляд на своего блонди. Тот критически осматривал получившуюся картину и выглядел при этом очень довольным. Его взгляд как будто говорил: «Ну вот! Вот именно то, чего так не хватало этому интерьеру, чтобы иметь законченный вид. Вот теперь все здесь правильно, гармонично и специально создано для того, чтобы можно было, наконец, счастливо расслабиться.»
- Ну что, пет? Попался? - Ясон вдруг в одно мгновение оказался возле постели и выверенным резким движением поднял голову стоящего на четвереньках монгрела за подбородок так, чтобы видеть его глаза.
Рики внутренне улыбнулся - его блонди был просто великолепен: глаза мечут молнии, светлые брови сошлись на переносице, золотые волосы рассыпались по плечам. " Картина великого художника: « Консул Минк в гневе», будь он не ладен, точнее, наоборот, штоб был здоров и счастлив".
- У тебя опять ничего не вышло, пэт! Но ты меня очень расстроил, очень! Глупо было думать, что тебе удастся от меня сбежать! Я опять тебя поймал, и теперь мне придется преподать тебе маленький урок! Объяснить, как должен вести себя воспитанный питомец, чтобы не позорить и не расстраивать своего хозяина! Ты готов принять наказание, Рики? - тон был, как всегда в таких случаях у Ясона...Еще тот был тон: холодный, надменный и совсем не терпящий возражений, но глаза...Глаза обмануть не могли.
Рики взъерошил пятерней шевелюру, вроде бы размышляя над заданным вопросом, и вдруг лучезарно улыбнулся:
- Не! Не готов я принять наказание. Ну, б...ять, нифига не готов, хоть стреляй! - неожиданно ответил он и, сделав несколько быстрых движений навстречу, вдруг крепко обнял Ясона, уверенно обхватив руками вокруг талии и счастливо прижался щекой к широкой груди.
- Как не готов? Я не совсем понимаю... - это было настолько не по сценарию, что Ясон на мгновение растерялся.
- Вот никак, б...ть, не готов, - Рики потерся щекой о мягкую ткань, смуглые руки погладили поясницу и спину, а потом осмелевшие пальцы скользнули по ткани брюк и уже уверенно потрогали пах:
- Я же скучал по тебе, Ясон. Ждал, а ты все не приходил, - Рики встал на колени и вдруг опять крепко обнял, прижавшись уже всем телом и зажмурившись. Консул замер, боясь пошевелиться - это было слишком неожиданно:« Он же раньше сам никогда...Никогда первый ...»
- Тогда я решил сам, - продолжил Рики. - Сам от них сбежать. У меня даже почти получилось. Хреновато получилось, в общем ... Еще бы немного - и ... Не хочу вспоминать даже. А потом ты все-таки появился. Я как увидел, так чуть в обморок не грохнулся - какого хрена? Морда синяя, дракон на полбашки - урод уродом, а все равно красивый! Я тебя сразу узнал! - Рики двумя руками вцепился в ткань консульского сьюта, как будто боясь, что тот вот сейчас вдруг опять возьмет и исчезнет, а Ясон все никак не мог прийти в себя и решиться как - то ответить.
Но тут Рики разомкнул пальцы, сел на постели, спустив босые ноги, и очень деловито полез расстегивать застежку консульских брюк. Легко ощупывая чуткими пальцами, пробежался по ткани и наклонился, сосредоточенно рассматривая новый для него механизм
Ясон сглотнул, боясь пошевелиться.
- Ты знаешь, мне в том подвале такая хрень в голову лезла! - продолжал Рики, возясь с замком. - Думаю, а вдруг ты меня забыл? Еще Профессор этот, придурок, достал... "Академку себе купил, целует, ласкает"... Сука! А потом вообще...решил, что с тобой что-то случилось, поэтому ты за мной не приходишь, и вот тогда мне совсем паскудно стало. А ты - нет. Ты меня нашел. Вот, по всему получается, что ты мой герой и спаситель.
Застежка поддалась. Ясон рвано выдохнул. Он не заметил, что все это время не дыша, не мигая наблюдал за монгрелом.
- Ну вот! - обрадовался Рик и, недолго думая, обнадеженный тем, что Ясон превратился в соляной столп, запустил руку туда, куда давно так хотелось.
- Так что, никуда я от тебя не убегал. Меня похитили плохие парни, а ты меня нашел, спас, защитил и всех победил - такая картинка получается! А к тому же...Я не понял? - Рики на мгновение прервался и снизу вверх посмотрел в совершенно бездонные, затуманившиеся синие глаза с неестественно большими черными зрачками. - А где мои золотые стринги?
- Что? - Консул попытался вырвать сознание из теплых, мягких лап накатившего возбуждения и сообразить, о чем же его спрашивают.
- Извини. Не обращай внимания - это я о своем.
А так как Рики в это время как раз деловито двумя руками освобождал из тесного плена уже полностью готовое к бою оружие Ясона, то тот решил, что все вопросы, и правда, можно отложит на потом.
- Вот это красотища! - вслух восхитился Рики, держа свой приз одной рукой и сосредоточенно проводя указательным пальцем другой по изящно ветвящейся наполненной венке. Раньше рассмотреть так близко достоинство Ясона возможности ему не представлялось, и сейчас он испытывал настоящий восторг. «Теперь я точно знаю, какую часть тела блонди Юпитер делала с особым удовольствием и тщательностью. Может, все остальное только ради этой части и затевалось. Я бы не удивился! Глаз же не оторвать!»
- Только недавно познакомились, говоришь? - Рики, взяв член двумя руками, благоговейно, почти невесомо коснулся двумя пальцами крупной, розовой головки. - Ну, тогда, здравствуйте поближе, - непонятно к кому обратился он и, облизав губы, аккуратно, как бы пробуя на вкус, провел языком по всей длине снизу вверх, а потом вдруг сочно чмокнул - поцеловал в самое туда, просто потому что очень захотелось так сделать. Тягучая, прозрачная капелька потянулась за губой, и Рики довольно облизнулся.
Ясон тихо охнул от неожиданности и во все глаза жадно уставился на Рики, на его руки, на полуприкрытые глаза и влажные губы, которые, как со вкусным леденцом, уже играли, баловались с его естеством.
Впечатления были необыкновенны - увлекали не только физические ощущения, увлекал весь процесс: глаза жадно впитывали потрясающие зрительные образы, ноздри улавливали такой знакомый, такой приятный источаемый Рики аромат возбуждения, пальцы ощущали, гладили, зарывались в жесткие непослушные черные вихры. Все, что сейчас происходило с Ясоном, происходило с ним впервые. Оказалось, что видеть со стороны и даже делать некоторые вещи - это не совсем то же самое, что самому принимать такие ласки, что вот так - все гораздо интересней и, что тут сказать, намного, намного приятней. Не только ощущения погружения в горячую влажную тесноту, но и осознание того, что Рики сам, добровольно, с большим удовольствием делает с ним это: ласкает, сосет его член и при этом выглядит невероятно довольным, просто мутило разум.
Рики, у которого все прекрасно было с теорией, но совсем никак с практикой, сосал хоть и не очень умело, зато старательно и с большим удовольствием, иногда громко причмокивая и постанывая от переполнявших его чувств. Почему бы и нет? Он не пытался сдерживаться и соблюсти какие-то условности. Ему было сейчас так хорошо, что в какой-то момент он даже подумал, что еще чуть-чуть, и кончит себе в штаны, даже не прикасаясь руками, как когда-то в Гардиан, когда они с Гаем подсматривали за принимавшими душ сестрами. Его блонди, наконец, был в полной его власти, и это было восхитительно! На смуглых гладких скулах Рики проступил нежный румянец, влажные волосы разметались по лбу, длинные темные ресницы четко контурировали со смуглой кожей, яркие чуть припухшие губы то вбирали в себя, плотно сжимая, то выпускали наружу блестящую крупную головку.
Изголодавшийся, не привыкший и не желающий привыкать к такому длительному воздержанию Ясон не отрывал от этого зрелища жадного взгляда. Тонкие крылья носа трепетали, обычно бледные губы порозовели, влажно и чувственно изогнувшись в экстазе удовольствия. Он, конечно, догадывался, что это должно быть приятно. Сам столько раз делал с Рики то же самое и видел, что тому нравится, что бы он ни говорил потом в пылу ссор, но что это ТАК замечательно, даже не подозревал.
Возбуждение было слишком острым. Не любивший себе ни в чем отказывать Консул с трудом сдерживал желание крепко ухватить Рики за растрепанные черные волосы и...
Но тот, к счастью, наконец вспомнил, что его блонди терпением не отличается, и перешел к более решительным действиям, расхрабрившись, приноровившись и неожиданно смело взяв почти на всю длину.
Ясон протяжно и сладко застонал в голос, откидывая назад голову, сам выгибаясь навстречу и из последних сил сдерживая желание задвинуть поглубже и навязать свой темп. Но где-то на подсознании он еще был в силах себя контролировать, а почти на краю мира теплилось понимание, что, судя по всему, у Рики это впервые, и хорошо бы, чтобы он потом еще раз... И это тоже добавляло остроты ощущениям. Ясон почти взял себя в руки, боясь спугнуть и откровенно наслаждаясь неумелым, но такими искренним порывом, при этом чувствуя и уже досадуя на то, что, скорее всего, в этот раз, как ни сдерживайся, но все закончится очень быстро.
И когда случилось то, ради чего, собственно, все и затевалось, в сладком дурмане вдруг неожиданно всплыла и зависла странная, одинокая мысль.
«Почему бы и нет? Оказывается, иногда побыть героем так приятно! Это для разнообразия, и только сегодня», - тут же строго одернул сам себя Ясон, прекрасно понимая, что занимается самообманом. Все изменилось и прежним уже не будет, нельзя сказать, что это ему не нравилось, было немного неожиданно, непривычно, но, в целом...В целом ему нравилось.
------------------------------------------------------------------------------
Небольшой одноэтажный дом в Апатии - небывалая роскошь в многоэтажном Мидасе - окруженный зарослями жасмина, посреди большого, как будто бы дикого, заброшенного сада. На самом деле - и слегка покрытая плесенью мраморная статуя женщины с отбитыми руками возле небольшого пруда, поросшего дикими лилиями, и неровно разросшийся мох между гранитными неотесанными булыжниками, которыми были выложены дорожки, и неухоженно плетущийся дикий виноград - все было результатом кропотливого труда и гордостью одного из самых известных дизайнеров Межгалактического Союза. Мастер, выполняющий прихоти самых влиятельных и богатых людей разных миров, был загружен заказами на всю оставшуюся жизнь, но, кинув только один рассеянный взгляд на проект, который ему предложили осуществить, пришел в такой восторг, что бросил все дела и лично мотался на Амои, чтобы проследить за тонкостями выполнения работ. Тот единственный и невероятный случай, когда мастер восхищался фантазией заказчика, благо, в деньгах его никто не ограничивал. Эффект был достигнут именно такой, какой требовался. Тому, кто, пройдя через сад, оказывался возле небольшого уютного домика, начинало казаться, что на мили вокруг нет ни одной живой души. Ни многоэтажек - муравейников, ни днем и ночью полыхающих неоном рекламы улиц, ни густонаселенных кварталов с непрерывными потоками аэрокаров. Казалось, здесь уже много лет не бывало ни одной живой души. Прислуга здесь тоже была незримая - требование тех, кто воссоздал этот кусочек древней Терры на Амои, выполнялись беспрекословно.
Конечно, ни о чем поговорить им не удалось - было не до того. Как только они оказались на своей территории, хватило одного только взгляда, одной кривой улыбки и все потонуло, накрылось плотным маревом вновь полыхнувшей страсти. Оба даже не вспомнили о том, что не мешало бы хотя бы поесть, или хоть недолго отдохнуть. Началось все очень целомудренно. Они даже разошлись по двум разным ванным комнатам, чтобы лишний раз не провоцировать себя, но это оказалось слишком тяжелым испытанием для господина Зави. Поэтому он, наскоро приняв душ, даже не почувствовав какой там температуры была вода, и чем пах прозрачный, пенящийся гель, не накинув халат - просто не видя с этом смысл, выскочил из ванной и сразу вцепился в успевшего уже по-военному быстро вымыться и одеться Хьюбера, нетерпеливо мерявшего шагами комнату. Тот отозвался сразу - сжал его в стальных объятиях, а Орфей уже судорожно дергал завязки шелковых штанов, но в результате только сильнее затягивал узел. Тогда он просто дернул посильней, и мягкая ткань не выдержав, поддалась, лопнув по всей длине. Черные бриджи чуть ниже колен превратились в два бесполезных куска материи. Хьюбер только глухо, довольно зарычал и рванул Орфея, крепко вжимая в себя, впиваясь в губы жестким, почти грубым поцелуем, заваливаясь на постель и заваливая на себя любовника.
- Надо было дать тебе пострелять немного. Хоть в воздух, что ли, - Адмирал помогал выпутывать себя из остатков штанов, не забывая при этом целовать Орфея во все, до чего получалось дотянуться. По приезду в Апатию он утратил половину своей порывистости, немного пришел в себя и теперь забавлялся, получая невероятное удовольствие, слегка сдерживая и направляя порывистого партнера. В какой-то момент Хьюбер, изловчившись, перевернул-таки Орфея на спину и, завладев обоими его запястьями, не спеша, со вкусом стал целовать шею, слегка покусывая ключицы и облизывая затвердевшие розовые бусины сосков. Но у его темпераментного друга настроение было несколько другое, изысканные медленные ласки не давали сейчас того, что позарез требовало горящее, как в огне, тело.
Орфей аккуратно, но твердо высвободил руки и через мгновение снова оказался сверху, уверенно оседлав бедра Адмирала. Ему надо было извиниться, и неважно, что этих извинений никто не требовал. За что - значения не имело. За плохой характер, за последние одинокие ночи, за самонадеянность, за то, что заставил нервничать, за то, что бывает эгоистичным и скрытным, упертой сволочью, гадом и редким негодяем. Хью вначале пытался возражать, но у него получалось только отрицательно мотать головой и кое-когда вставлять короткие междометия. Орфей порывисто и жадно целовал его губы, глаза, цепочку еле заметных шрамов на лице, шею, грудь. Спутанные волосы рассыпались, прикрыв обоих, как плащом, горячие тела прижимались, сливались в одно целое. И уже было непонятно, чей стон, чья сладкая боль, чей вскрик, просьба, жаркий шепот, чья капля пота на губах. Тогда Хью сдался, понял, что этот порыв, как лавину, остановить нереально, а поэтому просто расслабился, отдаваясь на волю победителя, чуть прикрыв глаза, с удовольствием принимая и соглашаясь со всем и на все.
Много позже Орфей, наконец, успокоился и отдохнул, растянувшись на спине, на широкой постели, но теперь Хьюбер взял инициативу в свои руки, не дав ему задремать. Он не спешил. Невесомо, кончиками пальцев медленно гладил, обводил контуры такого желанного, такого прекрасного тела. Нежно, со вкусом, целовал самые волнующие места. Не торопясь, со знанием дела, постепенно раздувал жаркие угли, чтобы огонь желания вспыхнул ярче, полыхнул белым пламенем, требовательно и беззастенчиво уничтожая все напряжение последних часов. Сжигая весь страх и сомнения, нервозность ожидания и невольные колебания, которые сдерживал, старался спрятать так глубоко, чтобы они не смогли, неожиданно вынырнув на поверхность, помешать трезво и расчетливо соображать и действовать. Но постепенно сдерживаться становилось все тяжелее, и вот он уже хищно покусывал, гладил, мял, почти судорожно тискал любимое тело. Как будто пытаясь до конца поверить, что все уже позади, что все закончилось и закончилось хорошо. Хьюбер яростно терзал припухшие, кривящиеся в сладострастной судороге оргазма губы, жадно слизывал прозрачные бисеринки пота, выступившие на бледной коже, снова и снова, как бы пытаясь увериться, что все это есть, происходит здесь, с ним, в это мгновение. Осознавал, ощущал, что он, наконец, счастлив в полной мере, и что он теперь не один. Понимал, что сегодня в его жизни появилось что-то еще, что-то неуловимое, заставившее вспыхнуть привычный мир новыми красками, обострившее все чувства и подарившее желание жить.
Орфей, с ярким румянцем на бледных скулах, с широко распахнутыми отчаянно-голубыми глазами, не хотел пропустить ни секунды этого действа. Дикий коктейль из смеси различных гормонов в запредельных дозах, казалось, полностью заменил кровь в венах и напрочь выжигал жалкие остатки глюкозы и осторожности, но все было так остро, так запредельно прекрасно, что о том, что пора заканчивать, он догадался не сразу. Сначала вернулось головокружение, тут же сменившееся резкой, как выстрел в висок, головной болью. Его кинуло в жар и практически сразу в холод, сердце бешено застучало где-то под горлом. Зрение как будто тоже попыталось отключиться. Перед глазами повисло молочно-белое, полупрозрачное, колышущееся марево, изображение расплывалось и причудливо искажалось, явно намереваясь потухнуть полностью. Усталость навалилась неожиданно резко. Руки и ноги налились тяжестью, сознание плыло, а тело не ощущало, совершенно не реагировало на становившиеся все более настойчивыми и требовательными ласки любовника. Мозг предательски пытался уснуть, бросив бренную оболочку на произвол судьбы, а какая-то очень ехидная часть сознания, невозмутимо смотревшая на все эти муки тела со стороны, удивленно констатировала, что резерв исчерпан и если дзинкотай - штука крепкая, то вот мозг блонди - структура более нежная, предел выносливости у нее ограничен, и вот прямо сейчас кто-то этот предел переступит.
- Пожалуйста, - прошептал Орфей вдруг пересохшими губами. - Пожалуйста, остановись! - он чувствовал, что находится на грани обморока.
- Пожалуйста? - Адмирал встревоженно заглянул в резко побледневшее лицо и с ужасом ощутил в своих объятиях безвольное, обмякающее, холодеющее прямо под пальцами тело. - Что? Орфей...Я перегнул палку? Орфей?!
Орфей вяло улыбнулся, сообразив, что сильно напугал, пытаясь из последних сил исправить ситуацию, но ничего не получилось. Если бы в этот момент он стоял, то точно бы рухнул на пол. Связь с реальностью вдруг резко прервалась, и свет, наконец, потух. Скорее всего, он все-таки отрубился на короткое время, потому что глаза открыл на уже наскоро застеленной пушистым покрывалом той же широкой адмиральской кровати. Перепуганный Хью, в одной расстегнутой белой рубашке на голое тело ( «Бежать куда - то собрался, что ли?» - шевельнулась вялая мысль) навис над ним, встревоженно всматриваясь в бледные черты, вытирая влажным холодным полотенцем шею, лицо и грудь, прижимал левым плечом к уху трубку коммуникатора:
- Понял.... Понял... Да... Согласен, идиот и подонок...и это тоже...Сделал... Жду, - коротко отвечал он трубке.
- Кто это? - прошептал Орфей. Губы слушались плохо, очень хотелось пить, слабость была ужасной, но он все- таки попытался сесть.
- Тихо! Лежи ты, ради Юпитер! Рауль сейчас приедет, - не дал ему подняться Адмирал.
- Ты вызвал Рауля? О, нет! - Орфей чуть опять не упал в обморок. - Позвони, скажи, чтобы не приезжал. Все нормально! Мне уже намного лучше.
- Ты уверен? - Хьюбер недоверчиво посмотрел на друга.
- Уверен, пожалуйста, - застонал господин Зави, - только не Рауль! Нет, не в том смысле, что Рауль, просто никто. Никого не надо, все хорошо. Просто небольшой передоз . Оказывается, мозг блонди к таким эмоциональным нагрузкам плохо адаптирован. Надо чаще тренироваться, - попытался подмигнуть он Хьюберу, давая понять, что уже вполне пришел в себя, но, видимо, получилось неважно, потому что тот заметно напрягся. - Зато теперь я знаю, что у меня тоже есть предел.
Хьюбер неуверенно кивнул, но все - таки набрал номер Рауля:
- Он пришел в себя....Нет, говорит, все нормально...Не приезжай. Нет. ОН просит не приезжать... ...Ну, знаешь!...Нет. Согласен полностью. Да накормлю я его, клянусь! Силой заставлю...Нет, конечно! Пальцем не тронул! В каком смысле? Рауль, за кого ты меня принимаешь? За...?!
Адмирал еще какое-то время слушал трубку, сверкая глазами и раздувая ноздри, как дракон, разве что пар не пускал, но в ответ так ничего и не сказал, только подчеркнуто вежливо, извинившись за беспокойство и, поблагодарив за советы, попрощался.
- Что он сказал? - тревожился Орфей.
- Все нормально, не переживай, - как-то слишком весело и непринужденно сообщил Хьюбер... Или это был уже полковник Добс? - Сказал, чтобы больше так не делали. И попросил завтра заскочить в гости.
Орфей страдальчески закатил глаза, но тут ком зазвонил у него - Рауль хотел убедиться, что с другом все нормально.
- Точно все хорошо... Просто Хью испугался...Ну, немного через край...Не ел...Немного устал. Да. Передам. Передам...Хорошо, буду в следующий раз думать головой...Завтра позвоню. Обязательно! - Орфей еще какое-то время слушал трубку и коротко кивал, а потом тоже попрощался.
- Что? - настороженно и опасливо, не удержавшись, полушепотом спросил Адмирал. - Злой? - в этот момент он был так похож на проштрафившегося подростка, что Орфей невольно улыбнулся.
- Не очень. По десятибальной шкале где-то на...двенадцать. Правда, потом немного отошел, просил прощения за «тупого солдафона» и за «сексуально озабоченных петов», - ответил господин Зави, сделав страшные глаза. - И еще сказал...Нет, это я повторять тебе не буду. Сам узнаешь. Завтра мы оба идем к Раулю. Или он "примет меры".
Полковник Добс весело присвистнул:
- Кажется, я попал! Вот теперь он мне и припомнит того террианского психолога... До сих пор же считает, что это моя работа!
- И подозреваю, что не ошибается, - слабо улыбнулся Орфей.
- Протестую! Это был не я! Полковник Добс, будь он не ладен! А вам нечего было слушать всяких идиотов! - Хью высокомерно выставил вперед квадратную челюсть. - Блонди вы или монгрелы кересские?
-------------------------------
История, которую читать не обязательно, потому что она не имеет никакого отношения к развитию сюжета.
История с террианским психологом, которого пригласил на Амои Рауль, произошла не так давно, и воспоминания о ней были еще очень свежи.
Господин Эм на волне своего последнего увлечения неосмотрительно притащил на родную планету какое-то редкое светило и столп всей современной науки психоанализа. Изворотливый и подозрительно улыбчивый хлыщ со следами всех новшеств галактической пластической хирургии на лице, с приторно ласковым взглядом и плавной манерой речи сразу не понравился полковнику Добсу. Особенно же ему не понравилось, какие взгляды, когда тот не видит, он бросал на господина Зави. Конечно, полковник не ревновал, нет! Потому что адмиралы не могут ревновать, тем более, к штатским крысам! Но какого рагона он так пялится на Орфея?! Полковник Добс был возмущен до глубины души и никак не хотел отправляться на покой, митингуя и взывая к совести господина Бома.
Когда Рауль, заручившись поддержкой Первого Консула, попросил весь Синдикат побеседовать с мировой знаменитостью о том, о сем, для написания какого-то очень важного научного труда, полковник Добс победил Адмирала и приступил к решительным действиям.
Рауль был готов к бою, к тому, что ему придется просить, уговаривать и, может, даже кому-то приказать от имени Ясона Минка, но каково же было его удивление, когда все блонди с готовностью согласились потратить несколько часов своего драгоценного времени на благо науки. Конечно, наивно было с его стороны ничего не заподозрить, а господина Эма назвать наивным было никак нельзя. Он цепко осмотрел прищуренным взгядом весь невозмутимо восседавший в креслах Синдикат и...ничего не увидел. Поэтому уже на следующий день счастливый профессор пригласил всех своих предполагаемых пациентов для знакомства и предварительной беседы.
Первым на прием к светилу попал Гидеон Лагат. Разговор получился не очень долгим. После короткого знакомства и нескольких непонятных вопросов профессор попросил Ги, для начала, нарисовать маму, дом и любого человечка, на его усмотрение. К несчастью, просьба попала на благодатную почву. У Ги как раз случился острый период увлечения сюрреализмом, и рисунки получились на редкость удачными. То есть, профессору, видимо, очень понравились. По крайней мере, его испуганные вопли: "О, боже! Что это?! Кто это?! А это у него что? Нет! Этого не может быть! Господи! Дом...он что, живой? И что это он дела-а-а?! Святые мученики! Это что за... МАМА?!» , и дальше в таком же духе, господин Лагат расценил как истинное признание его таланта . Светило, видимо, в порыве восторга выхватило из кармана пиджака довольно объемную плоскую флягу и трясущимися руками сорвало с нее пробку. По кабинету поплыл приятный запах дорогого коньяка. Господин Лагат любезно ожидал, когда террианский гений наконец оторвется от горлышка, после чего вежливо предложил нарисовать что-нибудь еще. Но профессор, у которого теперь слегка подергивался левый глаз, почему-то решил свернуть беседу и, поблагодарив господина Лагата, быстро распрощался, рухнул в кресло, опасливо косясь на сложенные на столе в стопку рисунки.
Следующим по списку оказался Маркус Джейд, угостивший специалиста несколькими историями из личной жизни и сообщивший какие интересные вещи можно приобрести на Амои...Причем за собственные же деньги, будь на то желание, и чем это может закончиться. Профессор надолго погрузился в состояние задумчивости.
Потом был господин Зави, не упустивший возможности похвастаться своей коллекцией древних пыточных инструментов, сопровождая демонстрацию подробными комментариями. Слащаво-умильный взгляд, которым светило облизывал голубоглазого красавца - блонди, стал теперь испуганно-затравленным. До террианца, наконец, начало доходить, что блонди внутри - совсем не то, что снаружи. По пути в родной кабинет уже постоянно подмигивающий левым глазом профессор не рассчитал и крепко приложился лбом о дверной косяк, допил остатки коньяка, взял себя в руки и только после этого мужественно пригласил следующего.
С Зигом Белом знаменитость решила не рисковать и просто показала ему несколько странного вида клякс, попросив рассказать, что он видит. Господин Бел подошел к вопросу серьезно и поведал ряд запомнившихся историй из жизни, оптимистически заканчивавшихся фразами: «Вот так этот бедный пет приблизительно и выглядел, когда мы отогнали каток». Или: «Кровищи натекло...Приблизительно такая по форме лужа и была, только больше». После этого профессор, быстро собрав кляксы, раскланявшись и пообещав господину Белу приватную встречу, ринулся в ванную комнату и, обняв умывальник, распрощался с содержимым своей фляги уже навсегда. Но прием, между тем, продолжался.
Айша Розен поделился своими умозаключениями об особенностях любви на Амои, и профессор понял, что все то, что он с коллегами называл перверсиями, так это была сущая ерунда и вполне себе норма.
Господин Салас подробно живописал свои самые любимые кошмарные сновидения, и теперь у профессора стала, ко всему, трястись нижняя челюсть, а из уголка рта подтекала слюна.
Жильбер Домина откровенно пожаловался на некоторые неприятные аспекты в работе: «...упрямые шпионы-федералы, никогда не получается договориться с ними по-хорошему, приходится по-плохому, а я потом два дня на еду не могу смотреть. Сволочи!»
А когда в кабинет вплыл сам полковник Добс, профессор был уже изрядно на взводе, и дело оставалось за малым.
Через полчаса Рауля срочно вызвали в кабинет. Картина, представшая перед его глазами, сразу стерла с лица биотехнолога заботливо подготовленную любезную улыбку. Седой, трясущийся старикан, слабо напоминавший самоуверенного, одетого с иголочки психоаналитика, сидел прямо на полу, забившись в угол, отчаянно и монотонно подмигивая Раулю слезящимся левым глазом, пускал слюни и жалобно просил не трогать его, не подходить и вообще, оставить, наконец, в покое. Господин Эм схватил со стола рисунки Гидеона, его трижды передернуло, он, в ярости швырнув их на пол, ринулся к террианцу. «Нет! Опять длинноволосый! Помогите! Уберите его! Спасите меня, ради бога!- заверещал тот. - Я боюсь!» - и громко зарыдал.
«Атмосферненько!» - хохотнул полковник Добс, засовывая в карман подобранные с полу смятые листочки. - Покажу-ка я их послу Идзанами, если на приеме опять станет налегать на мой любимый десерт.»
Кое - как профессора удалось привести в чувство и отправить в отель. Рауль был в бешенстве. Он сразу безошибочно вычислил виновника и сценариста произошедшего безобразия. Как Хью ни уверял его в том, что даже пальцем не тронул гостя, а только поделился с ним своими тайными сокровенными страхами и обидами, на чем, собственно, профессор сам настаивал, как ни пытался делать честные глаза и оправдываться, но господин Эм обиделся по-настоящему и еще месяц после того не разговаривал с Адмиралом, обещав припомнить тому каждую из его «на милю отдающих казармой шуточек».
Психоаналитик же утром с такой скоростью рванул в космопорт, что даже не попрощался с пригласившей его стороной, что было просто верхом неприличия. С орбиты он отправил Раулю короткое сообщение, очень непрофессионально назвав Эос большой психушкой, а его обитателей - рафинированными, высокопробными упырями. Только прилетев на родную планету, уничтожив все свои научные труды и отказавшись от обширной практики, он прислал почти вменяемое пространное письмо, в котором выражал соболезнование молодому коллеге и уверял, что психоаналитиком для амойской элиты может стать только представитель этой самой элиты, а простому человеку, даже имеющему большой опыт работы, это, увы, не по силам. Больше, чем Рауль, расстроились только те, кто не попал на прием - развлечение закончилось слишком быстро, а ведь так хорошо и весело все начиналось, они так готовились! После этого случая господин Эм даже не подумал отказаться от задуманного, но, убедившись в том, что никого из инопланетных специалистов такого уровня на Амои теперь не заманишь никакими баснословными гонорарами, взял дело в свои руки. А так как обида на полковника Добса, сорвавшего исследования, была еще горяча, то Хьюберу было чего опасаться.
- Да, Рауль теперь с нас не слезет, пока не разложит на атомы и не соберет заново, - не очень оптимистически подвел итог Орфей. - Не отвертимся. Ладно, что-нибудь придумаем.
Полковник Добс беззаботно хохотнул. Ему было абсолютно наплевать! Главное, что его собственный Орфей жив, здоров, лежит в его постели и улыбается, а все остальное можно пережить. Хьюбер Бома был не таким ужасным собственником, да и настроен был не так оптимистично, но впадать в панику раньше времени тоже не собирался.
- Надо было спать ложиться, а не идти у тебя на поводу, - счастливо бурчал зануда - Добс, грея воду в маленьком чайничке на смешной, примитивной горелке. - Рауль сказал напоить тебя сладким и горячим и обязательно накормить.
При мысли о еде Орфей скривился:
- Пожалуй, я в себя сейчас не смогу засунуть совсем ничего. Разве что... кофе?
- Чай! Рауль сказал - чай! - педантично возразил полковник Добс, доставая из шкафчика какие-то яркие небольшие жестяные коробочки, маленькие ложечки и чашечку. Спорить с Хьюбером, когда он такой, было совершенно бессмысленно, и Орфей, скривившись, вяло кивнул. Чай он не любил никакой. А сладкий чай - это было вообще выше его понимания, но лекарство есть лекарство, хотя какая же все-таки гадость! Он опасливо отпил из протянутой чашки глоток пахнущего жасмином сладкого настоя и страдальчески закрыл глаза:
- Мне надо в душ.
- Завтра вместе сходим. Потрешь мне спинку, - мурлыкнул... Хьюбер? - А пока позволь...
Влажное полотенце приятно скользнуло по бедру.
- Позволяю, - пробормотал Орфей, залпом допив чай, поставил чашечку на столик и почти тут же провалился в сон. «Пусть делает со мной, что хочет. Вот просто все, что ему взбредет в голову», - это была последняя связная мысль, и господин Зави наконец закончил этот долгий день.
Но через несколько часов, практически уже под утро, Орфей проснулся, даже во сне почувствовав себя страшно голодным. Такое случилось с ним впервые, но он уже перестал удивляться и анализировать, поэтому просто растолкал тихо сопящего рядом Адмирала. Потом они с удовольствием съели и выпили все, что притащил сонный, слегка помятый фурнитур, и снова заснули, плотно прижавшись друг к другу. И сон у них в эту ночь был просто замечательный: цветной, приятный, один на двоих.