Над Вутаем безоблачное небо

[babay44]

Потихоньку тащу сюда все что написалось на фб.)
Финалка-7. Писать по ней мне очень нравится. Кто рискнет прочитать - обратите внимания на предупреждения.
Продолжение в комментариях, потому как макси.)
И, конечно, клип замечательного мастера этого жанра LikeIason, от которого я просто растекся сладкой лужицей по полу.
www.youtube.com/watch?v=FrWXOW2Jaag&feature=you...
Название: "Над Вутаем безоблачное небо"
Автор: я
Бета: Eanatum
Размер: макси, 24 409 слов
Канон: Final Fantasy VII: Dirge of Cerberus; Compilation of Final Fantasy VII; Crisis Core: Final Fantasy VII
Пейринг/Персонажи: Рапсодос/Сефирот, Руфус Шинра/Ценг и все-все-все.
Категория: слэш
Жанр: ангст, экшн, романтика
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Немножко игрушечная война, любовь, самолетики.
Примечание/Предупреждения: AU, ООС, канон заходил, но ночевать не остался, присутствуют упоминания цвета нижнего белья, бессовестное почесывание кинков, нет мне не стыдно.

К Артуру Шинра пришел вутайский монах-предсказатель:
- Я вижу: вы умрете в большой вутайский праздник!
- Это в какой?
- О, это не важно! Любой день, в который вы умрете, станет большим вутайским праздником!

Неизвестный автор

Сефирот распахнул бар и задумчиво посмотрел в уставленное бутылками нутро:
— Как обычно, или есть желание поэкспериментировать?
Он протянул руку, достал пузатую бутылку с содержимым ярко-малинового цвета, с сомнением прочитал этикетку и осторожно поставил назад. — Это потом, если захочется чего-то особо экзотического.
— На твое усмотрение, — безразлично отозвался Ценг, стянул пиджак, распустил, немного подумал и снял галстук, расстегнул несколько пуговиц белой рубашки и закатал рукава до локтя. — Фух! Жарко.
— Мог бы и совсем снять, — прокомментировал его манипуляции Сефирот. Сам он был только в мягких синих шортах до колен и босиком — дома все-таки. — Включить сплит-систему?
— Не надо, — отмахнулся Ценг. — У тебя нормально, а я вутаец — мы привычны к жаре, — Он снял туфли и, стянув носки, засунул их в обувь, потом, включив воду прямо здесь, на кухне, ополоснул руки и лицо.
Сефирот кивнул, достал из бара знакомый ликер, виски, поставил на стол, подумал и добавил ко всему еще одну маленькую пузатую бутылочку с ядовито-зеленой хренью, вынул из холодильника апельсиновый сок и нейтральную минеральную воду:
— А потом можно и как обычно, — подытожил он, с одобрением рассматривая образовавшуюся на столе батарею.
— Нажремся же... — с сомнением проследил его взгляд Ценг.
— Обяза-ательно, — сокрушенно покачал головой генерал.
— Это судьба, — обреченно кивнул ТУРК.
Ценг протянул руку вверх и отцепил от держателя два больших пузатых бокала на ножках.
— Эти?
Сефирот кивнул, откупорил бутылки, налил в бокалы виски на палец, осторожно, по стеночке, — густого сливочного оранжата, и сверху, прищурив глаз, — несколько капель зеленой хрени — все по рецепту.
— Попробуй, — предложил Ценгу. — Это не примирит тебя с действительностью, но мнимое облегчение гарантирую.
Ценг взял фужер, мгновение подумал и засунул в него желтую трубочку для коктейлей:
— Все должно быть по правилам.
Сефирот молчаливо согласился и опустил в свой бокал точно такую, но розовую.
— Что слышно на передовой невидимого фронта? — поинтересовался, заваливаясь в невысокое, но большое и мягкое кресло. Комфорт он любил, и в собственные апартаменты, которые полагались по статусу, обустроил на свой вкус.
— На передовой линии — большая президентская задница, и она с каждым днем становится все очевидней. Твои опасения подтверждаются, но лучше бы ты ошибался. Это не игра мускулами и не «ужимки старого павиана.»
— Когда? — Сефирот задумчиво рассматривал содержимое своего бокала.
— Пару месяцев, максимум — до конца весны. Маленькие пограничные инциденты, небольшие провокации и правильная пропаганда — людей надо разогреть, а потом хорошо раззадорить. Дальше все сорвется в штопор, уже не остановить.
— Что ты надумал? — осторожно поинтересовался Сефирот.
— Я остаюсь, — Ценг глаз не поднял.
— Из-за него, — скорее констатировал, чем спросил генерал. Кивок Ценга ему был не нужен, все понятно и так.
Перемены в политике корпорации не увидел бы только ленивый, и в преддверии ожидаемой бури большинство вутайцев, живущих на территории Мидгара, постарались убраться на родину от греха подальше. Если загорится — оставаться на вражеской земле станет небезопасно. Особенно для тех, кто имеет свой бизнес и имущество. На вутайцев и так последнее время поглядывали настороженно, а с весны во многих взглядах читалась и настоящая неприязнь. Инцидентов пока не случалось, но ведь и команду никто не давал...
Радоваться или переживать, что друг принял решение на родину не возвращаться, Сефирот никак сообразить не мог. Там тоже опасно. Бывший ТУРК, пес корпорации, не может не заинтересовать вутайскую контрразведку. Оставаться тут — опасно вдвойне. Ценг — вутаец не из простых. По словам самого ТУРКа, папа на сына давно наплевал и забыл, но важно другое — верит ли в это Вельд и, главное, Артур Шинра.
Ясно одно: Ценгу придется туго. Или доказывай свою лояльность, или милости просим в жаркие объятья собственных подчиненных. До выяснения.
— Я остаюсь до войны, — пояснил Ценг. Он вынул трубочку, залпом допил коктейль и прямо туда же налил себе минералки. — Слишком сладкий. Останусь до войны и приложу все усилия, чтобы не полыхнуло. Не смотри на меня так. Да. Я не верю, что у меня получится и, тем не менее, я очень постараюсь. А потом... Потом пусть будет, что будет.
— Потом будет бойня, — задумчиво погладил подбородок Сефирот. — У них меньше штурмовиков, но Вутай в обороне, поэтому наше преимущество перестает быть очевидным. У ваших... У вутайцев, — поправился он, — хорошая ПВО. Годо Кисараги знал, куда потратить выделенные на оборонку деньги. А их пилоты сидели за партой в аудиториях академии рядом с нашими, летали на одних моделях. Фальконы и драконы сделаны по идентичным проектам.
— У нас есть ты, — вяло попытался оппонировать Ценг.
— А у них Рапсодос, — парировал Сефирот.
— Он слишком горяч.
— Не уверен, — скривился генерал, — эту черту характера он редко проявляет в реальном бою. А иногда это даже помогает. Люди идут за такими, Ценг. Они им верят, видят их неуязвимость и сами становятся неуязвимыми и отчаянными.
— Ты не оговорился, не стоило поправляться, — мрачно посмотрел ему в глаза Ценг. — Рапсодос есть... у наших. У моих, Сефирот. Ты же не думаешь, что я стану стрелять по своим?
— Ч-черт! — в том-то и дело, что Сефирот так не думал. — Жили же нормально. Дружили, торговали. Какого хера? Какая шлея попала под хвост президенту?
— Не знаю, — легко ответил Ценг, — Корпорация должна расширяться... Наверное. Слышал, что он выдал на последнем брифинге?
— Все слышали, — мрачно хмыкнул Сефирот.
Когда Артур Шинра, выкатив, как бык, глаза с покрасневшими белками, стал вещать про Вутай — гнездо разврата и порока, и про святой долг корпорации спасти вутайский народ, открыть ему глаза на тлен, в который он погрузился, большинство потеряло дар речи.
В личных беседах президент компании неоднократно называл вутайцев извращенцами и любил проехаться по поводу традиционных для Вутая однополых браков, полигамных семей, свободной любви, культивируемой среди вутайской молодежи, и прочих непохожестей. Вутайские особенности семейных и интимных отношений глубоко завязаны на религию, но при этом довольно демократичны. Это не новомодные веяния, так было всегда, поменять в приказном порядке невозможно. Вутайцев все устраивало: верность богу и императору — дело святое, а постель — личное, никого не касается. Мидгар в этом отношении имел другие традиции, более консервативные, но и тут лазеек хватало, идиотских идей бороться за чистоту нравов ни у кого раньше не возникало. Ну и жили бы себе каждый, как нравится. Частное мнение — всего лишь частное мнение, не важно, чье оно. А тут — здравствуйте! Впервые президент компании — самый влиятельный человек в стране — произносил такие слова для широкой аудитории. Сомневаться в том, что его горячее выступление растащат на цитаты и свои, и чужие, не приходилось.
— По крайней мере, они нашли хоть какое-то оправдание тому, что собираются сделать.
— По крайней мере, — невесело согласился Сефирот. — У меня создалось впечатление, что старый идиот окончательно рехнулся.
Он смешал себе и Ценгу еще по коктейлю. Теперь с виски, апельсиновым соком и ликером “Кюрасао”.
— Не без этого, — отозвался ТУРК. — Его фобия давно грозила перерасти в манию.
Все тихонько посмеивались над старым мудаком — мало ли у кого какие причуды. Только когда мудак имеет такую власть, ему по силам заткнуть смеющиеся глотки, а там — и заставить повторять свои любимые слоганы.
— Если он узнает про тебя и Руфуса...
Говорить этого не стоило. По крайней мере, когда Ценг решил отпить из бокала.
— Даже не предполагай такого, — сдавленным голосом попросил он, когда откашлялся. — Не представляю, что будет, если папаша узнает.
— Ценг, будьте осторожны, — попросил генерал. — Стоит один раз засветиться... Артуру, с его маниакальной подозрительностью, даже не потребуется доказательств. Не знаю, пощадит ли он сына, но тебе, мой друг, прозрения папаши не пережить.
— Руфус горяч, но осмотрителен, — задумчиво проронил Ценг. — Последнее время с отцом у него не слишком ладится.
Удивляться тут не приходилось. Молодому наследнику Шинра папины заебы давно стояли поперек горла. Парень вырос не в президента внешне, и характер — ни малейшего сходства. Впору задуматься об отцовстве. Артур и задумался — ничего удивительного. Генетический тест оказался положительным, но, кажется, старшего Шинра не убедил. Вельд, когда рассказывал, веселился, а Сефироту это смешным не показалось. Если у первого лица компании мозги съехали набекрень — жди беды.
Так оно и вышло.
Экономически они с Вутаем связаны крепче некуда. Считай, одна страна, и всех это устраивало. Но вутайская культура очень древняя. Если постепенное хозяйственное поглощение соседи бы восприняли без проблем, то покушение на образ жизни, на храмы и религию не простят. Драться будут до последнего солдата. А солдат там каждый, кто умеет нажимать на спусковой крючок. Идея президента была полным дерьмом. Но кто решится поспорить? Только сын. Отсюда и разлад в семье. Руфуса не зря прозвали Стальная Милашка. Молчать он не станет. Боевой офицер, да еще с любовником — вутайцем. Папашу кондрашка хватит, если узнает. И это был бы прекрасный выход. Сефирот невесело улыбнулся. Только надежды мало — Артур здоров, как бахамут, и давно сидит на мако-игле. Так что, сердечный приступ ему не грозит.
***
— Сеф, у нас ЧП!
Если Анджил Хьюли говорит «ЧП», понимать надо «полный пиздец». А если еще и таким голосом — значит, как минимум, ожидается падение на Гайю метеорита размером с Мидгар.
Поэтому Сефирот не стал расспрашивать, что случилось, а рванул по коридору в командно-диспетчерский пункт, доказав, что к генеральскому чину не обязательно прилагается степенность и круглый животик.
— Почему они нарушили план полета? — как раз интересовался Анджил Хьюли у молодого диспетчера с погонами старлея.
— Не знаю, — шипел диспетчер, отчаянно молотя по клавиатуре. — Страйф говорит, борт идет по маршруту. ГОП нам не подчиняется. Они рисуют для Северной отдельно.

Группа обеспечения планирования была в ведении Палмера, а тот в последнее время зачастил к президенту. Что сразу отметил Ценг и сообщил Сефироту — жди подлянки. Вот она и не задержалась.
— Борт шесть, борт шесть, «Валькирия», возвращайтесь на базу! — монотонно повторял замерший в соседнем кресле диспетчер контроля. — Вы нарушили воздушную границу Вутая.
— Идем по маршруту, — наконец, отзывается Клауд Страйф — старший пилот и командир «Валькирии». — У меня приказ.
— «Валькирия» не наша, она с Северной. Они ее и ведут, — уточняет диспетчер, как будто и так не понятно.
— Северная, у вас проблемы. Принимаю борт шесть.
— Центральная, что происходит?
— Это я спрашиваю, что у вас происходит? Ваш борт над Вутаем.
— Не может быть, — координатор Северной удивлен и растерян.
— Твою мать! — рычит обычно невозмутимый Анджил. Клауд — парень из звена его друга и ученика Зака Фейра. — Страйф, это полковник Хьюли. Я тебе приказываю, возвращайся на базу!
— Мы не в учебке, полковник, извините, — отзывается Страйф. — Мой командир давно генерал Палмер.
— Ты над Вутаем, идиот!
— Я двигаюсь в заданном коридоре, — Страйф, судя по всему, уверен. Приборы и курс у него перед глазами.
— Ложись на новый маршрут. Координаты у тебя на компе.
— Ну вот, дождались, — констатирует Сефирот то, что и так видит на экране штурман наведения.
Два вутайских «дракона» появляются на радарах, как по расписанию — сомневаться, что с их КДП нарушение границы засекут, не приходилось.
— Если они сейчас пальнут по «Валькирии», если Страйф ответит...
— Приказываю немедленно покинуть квадрат и возвращаться на базу. Это генерал Сефирот.
Поздно. И все видят, что поздно. Если бы он не думал, если бы отдал приказ сразу, а не размышлял про Палмера и его мотивы, может быть Страйф и послушался. Может быть.
Анджил бурчит что-то по по поводу тянуть за яйца бахамута и отворачивается к визору.
— Вы нарушили воздушную границу суверенного государства Вутай, — кто-то из вутайского ОБУ выполняет формальный протокол. — Следуйте за сопровождающими до базы Айнис. В противном случае, мы вынуждены будем атаковать вас силами ПВО.
— Оччч...
— Клауд, убирайся оттуда, пока еще...
— Не успеет. Вутайцы быстрее, — шипит Сефирот. — Но, возможно... Возможно, они его выпустят.
Или ты получишь свой повод, как и хотел, Артур. А для начала военных действий больше и не нужно. «Валькирия» прет в глубь чужой территории и, по сути, не оставляет вутайцам вариантов. Ошибка диспетчера, самолет сбился с курса, а враг воспользовался и сбил... Войы начинается, когда начинают мстить за убитых товарищей. Это действует лучше любой пропаганды.
— Что мне делать? — Страйф явно растерян. Он, наконец, поверил, что его не разыгрывают.
— Вали оттуда, идиот! — кричит Сефирот, срывая со штурмана гарнитуру.
Вутаю война не нужна. Он ее проиграет — это понятно всем. Время — единственный союзник Годо Кисараги, и поэтому они должны дать «Валькирии» уйти. Должны, Если этот идиот перестанет тормозить и повернет.
Вутаец дает по фалькону предупредительную очередь, не стараясь попасть, просто обозначая намерения, и тут же уходит вверх на боевой разворот.
«Валькирия» снижает скорость — кажется Страйф все-таки поверил, что сейчас его начнут убивать, но разворачиваться не спешит, и Анджил неосознанно вцепляется Сефироту в локоть, когда тот же дракон, сначала закрутив горизонтальную восьмерку, вдруг рухнул спиралью вниз, и понесся прямо в лоб фалькону “Валькирии”.
— Вали домой, шинровский пес! — голос в наушнике кажется очень знакомым. — Убирайтесь, мы не хотим вашей крови!
— Сам ты пес, — огрызается Страйф. — Меня атакуют! Иду на таран!
— Не стрелять, идиот! Уходи!
В экипаже три человека, и они его слышат.
Фалькон и вутайский дракон несутся друг другу в лоб, и времени нет даже на испуг. Диспетчер закрывает руками лицо.
Страйф не отворачивает. Сефирот видит только перекошенный решимостью рот и...
— Придурки!
Дракон, вывернув из точки невозврата, задрав нос, уходит вверх крутой горкой в ранверсман. Но за секунду до этого сдают нервы пилота «Валькирии», и Страйф пытается заложить вираж. Поздно! Фалькон теряет управление, срываясь в штопор. Машину резко разворачивает по оси.
— Пиздец, — выдыхает кто-то за спиной.
Фалькон рвано рыскает. Страйф судорожно, вцепившись в штурвал, пытается удержать машину, и это ему удается буквально в последние мгновения. Чуть не задев верхушки деревьев, фалькон выравнивается и тяжело набирает высоту.
— Вали-вали, асс — недоучка, — смеется в наушниках вутаец. — Привет Сефироту!
Рапсодос. Вот же кошак драный! Теперь генерал узнает голос, и его накрывает волна безудержного гнева.
— Поймаю и надеру тебе задницу, Генезис! — орет он в микрофон. Сдержаться не получается. Проклятый банорец чуть не угробил и машину, и экипаж. Если бы фалькон рухнул на вутайской территории — никаких претензий. Мало того, что нарушили границу, еще и позорно грохнулись. Даже стрелять не пришлось.
— Сначала поймайте, — смеется Рапсодос. — Вояки рукожопые.
— Трахну, а потом пристрелю! — Сефирот понимает, что угрозы выглядят смешно, но нервы не железные.
— Я давно замечал, что ты не равнодушна к моей заднице, блондинка! — веселится в наушниках Генезис. — Заметано! Встретимся — обязательно накажешь плохого мальчика. А пока приласкай себя сам. Чмоки, красавчик!
«Стикс» Рапсодоса разворачивается и покидает сектор, второй дракон остается. Он сопровождает тяжело идущий фалькон до границы, держа приличную дистанцию.
Вутаю война не нужна. Поэтому Страйфа отпустили. Но радости Сефирот не испытывает. Скорее, досаду. Ну что ж... Сегодня им крупно повезло, но происшествие посчитать случайностью может только очень наивный человек. Руководство решение приняло, и теперь дело во времени.
***
«Валькирия» села, чудом дотянув до аэродрома Центральной. Такие перегрузки выдержать сложно: и машина, и экипаж были не в лучшем состоянии. Все остались живы только чудом. Стрелок пулеметных установок вырубился во время штопора и пока в себя не пришел, а Страйф докладывал, поминутно вытирая платком текущую из носа кровь и кашляя чем-то пенисто-розовым. Поэтому Сефирот дальше мучить его не стал, а отправил в медблок. Теперь с расспросами можно и подождать. По большому счету, все и так понятно.
Завтра ОБУ Северной базы доложит о сбое в работе центрального компьютера, назначат комиссию, устроят разбирательство, которое ни к чему не приведет, кого-то сделают крайним — на этом все и закончится. Да и хрен с ним. «Это только начало, — зло шипит генерал. — Дальше все будет намного хуже».

Часть 2

Сефирот обнаружил Анджила в его квартирке. Обычно полковник Хьюли заходил туда только переодеться, и вечером — спать. Сейчас он валялся на кровати, не сняв мундира и берцев, закинув руки за голову, и не мигая смотрел в потолок. Все это для Анджа было столь нетипично, что Сефирот просто не мог не поинтересоваться причиной.
— Ты как? — спросил он осторожно, садясь на единственный в комнате стул.
— Никак, — лаконично ответил Андж, не поворачиваясь.
Сефирот молча включил электрочайник и достал чашки.
О чем говорить? Сефирот чувствовал себя не лучше.
Генезис Рапсодос — самый близкий друг Анджила, еще с детства. Вместе выросли в Баноре, поступили в летную академию Шинра, вместе сдали экзамены и даже повышения по службе получали почти синхронно. Когда начались серьезные передряги с Вутаем, большинство тех, кто был оттуда родом, покинуло ряды армии корпорации. Уехали доучиваться домой кадеты-вутайцы, разорвали контракты многие солдаты и офицеры.
Генезис Рапсодос ушел одним из первых и увел за собой подчиненных — вутайцев. Так получилось, что пограничная Банора, которую многие считали сателлитом Мидгара, таковым себя как раз и не считала. «Банора — это Вутай. Так сложилось испокон веков», — говорили ее жители. То же самое повторил президенту Шинра Рапсодос, когда положил на стол рапорт об увольнении. Срок контрактов его и Анджила Хьюли еще не истек, и у Артура был прекрасный предлог для отказа, которым он и воспользовался.
Рапсодос не стал возражать, отдал честь и вышел. На следующий день его комната оказалась пустой. На столике одиноко белел приколотый листок.
Генезис написал это ночью:


«Вот и все. Подброшена монета...
Вот мелькают решка и орел.
Медный грош — цена монете этой,
Жребию цена — монетный двор.
На клинке меж адом или раем,
Как канатоходец — на краю,
Что пою — давно не выбираю,
Выбираю то, что не пою!
Вот и все. Подброшена монета —
И звеня, упала на весы...
Мне бы расплатиться жизнью этой
За букет с нейтральной полосы.»*

Сефирот молча смял листок и сунул в карман — Генезис свой выбор сделал.
***
Конечно, его объявили дезертиром и отступником. Но Рапсодос с самого начала знал, что, если попадет в руки бывших хозяев, его ждет военный трибунал и расстрел. Был готов к такому повороту. Осуждали ли Рапсодоса оставшиеся по эту сторону товарищи — Сефирот не знал. Сам он не сомневался: ситуация, в которую попал Джен, могла решиться только так. Приемный сын владетельных сеньоров Баноры, связанный вассальной присягой с императором Годо Кисараги, в тяжелые времена посчитал правильным вернуться к своему народу.
С Анджем все было намного хуже. Парень из бедной семьи. Его мать по происхождению — мидгарка, и в Баноре поселилась, когда ушла из корпорации Шинра, в которой проработала почти всю жизнь. Кто его второй родитель — Анджил не знал, но вряд ли он был вутайцем. А вот тот человек, назвавший его приемным сыном, как раз родом из Баноры и смог стать для мальчика настоящим отцом. В Баноре жили друзья Анджила, там он родился и вырос.
Но присяга, которую он дал, поступив на военную службу в корпорацию, держала не хуже стальных оков. Нарушить присягу — уронить честь офицера. Действовать в рамках контракта — возможно, в ближайшем будущем вести солдат против родных и близких. Дилемма практически неразрешимая. Вот Андж и бесился. Чем явственней вставала угроза военного конфликта, тем становился угрюмее и нелюдимее.
Сефирот разлил чай. Как обычно: себе без сахара, Анджу — три ложки с горкой. Тот очень любил сладкое — наверное, дань проведенному в нищете детству или сладкоежка по натуре.
— У Генезиса не было выхода, — наконец заговорил Хьюли.
— Я знаю, — кивнул Сефирот. — Он принял правильное решение. Если бы Страйф гробанулся сам, обвинить Вутай можно было бы только в провокационных действиях. Если взять в расчет, что инцидент произошел над их территорией...
— Я никогда, даже в самом страшном кошмаре, не мог предположить, что Мидгар будет воевать с Вутаем! — вдруг сорвался Анджил. — Возможно, с Норией, наверняка с Винхальмом, очень вероятно — с Мидэлийской империей или даже с Кактуаром, но не с Вутаем же!
Сефирот только пожал плечами. Он тоже еще год назад рассмеялся, если бы ему такое сказали.
— Я не знаю, что мне делать, Сеф. Там свои и здесь не чужие — правильного ответа нет. Если начнётся, если все-таки начнется... Лучше пуля в висок.
— Я не знаю, чем помочь тебе, — осторожно начал генерал. — Это сложно понять. Я не знаю свою мать, почти не общаюсь с отцом, у меня нет своего народа. Говорят, я «мальчик из пробирки». Я проект корпорации, создан для войны. Понимаю, Шинра нужен был герой и универсальный солдат. Причина моего появления на свет только в этом, но, тем не менее, я испытываю к лабораториям Ходжо странную привязанность. Там прошло мое детство, и их можно назвать моей родиной, как ни смешно это звучит. Только это суррогат, понимаешь? Сублимация того, что меня окружало в детстве в желаемый образ и подмена им истинного понятия социальности. Неосознанная попытка стать таким как все. Бесполезная. Все равно, правильно прочувствовать мотивы обычного человека у меня не получится. Даже если постараюсь. Просто хочу, чтобы ты знал: я не имею права осуждать и не стану. Какое бы решение ты ни принял. Ну разве что, выберешь пулю, — Сефирот криво усмехнулся. — С этим я в корне не согласен.
— Спасибо, — Анджил чуть успокоился и отпил из предложенной чашки. — Будем надеяться, что пронесет.
— Будем надеяться, — согласился Сефирот, не веря самому себе.
— Сефирот, будь осторожен, — вдруг попросил Анджил. — Не подставляйся.
Что имел в виду Хьюли, генерал понимал. Артур твердо решил сменить статус президента компании, пусть даже единолично управляющего страной, на титул божьего избранника и стать императором. Трон Годо Кисараги не давал ему покоя многие годы. Отсюда и безумные проекты Ходжо по созданию суперсолдат, и появление на свет его — Лучшего из Лучших. Если президент решит, что надежды не оправдались, если ручной генерал Шинра окажется недостаточно воинственным, Артур перешагнет через его труп, сомневаться не приходилось.
Сефирот молча кивнул.
***
Анджил дезертировал через неделю.
Ситуация в приграничной зоне ухудшалась стремительными темпами. К чему идет — понимали уже все, и фальконы мидгарцев все чаще пересекали нейтральную полосу, дразня вутайцев, и тут же возвращались назад, уверенные, что им ничего не грозит. «Трусы. Вутайцы трусы», — слышалось от молодых офицеров, рвущихся в драку и не понимающих, в реальном бою противник не побежит, не проявит снисходительности, что гореть будут все: и нападающие, и обороняющиеся. Сдерживать эти порывы становилось труднее и труднее. Руководство молчаливо одобряло боевой настрой, а открыто противодействовать его планам было рискованно. Отдел ТУРК как с цепи сорвался. Поиски «предателей» и «дезертиров» велись особенно тщательно. Каких усилий стоило Ценгу «уворачиваться» и гнуть свою линию, Сефирот видел. На вутайца уже откровенно косились. Дезертирство Анджа стало последней каплей.
***
В этот день полковник Хьюли выполнял плановый облет своего участка. Фальконы шли тройкой. «Бастер» - ведущий, впереди и еще две машины из звена Анджила следом.
Дракон вынырнул из-за скалы, как черт из табакерки и, не пересекая нейтралки, лег на параллельный курс. Машину Рапсодоса с красными подкрылками — «Стикс» — давно научились узнавать и сразу заподозрили какую-то пакость. Но некоторое время все было спокойно, ведущий звено диспетчер уже расслабился, когда связь с фальконом Анджила неожиданно прервалась.
Диспетчер тут же отправил на командный пункт тревожный сигнал, но что делать, никто не понимал. Довольно долго машины шли близко параллельными курсами, и офицер связи заподозрил, что пилоты переговариваются по внештатке, но о чем — услышать было невозможно. Срочно прибывший на КДП Центральной директор Лазард Дезерикус несколько раз пытался связаться с «Бастером», но у него тоже ничего не вышло, Андж не ответил. Потом фалькон качнул плоскостью вверх-вниз...
— Он прощается, — понял Лазард. — Сейчас уйдет.
Так и случилось. Анджил вышел на связь, отдал приказ сопровождающим продолжать движение заданным курсом и развернулся в сторону Вутая. Его не преследовали. Все ждали команды открыть огонь, но Лазард ее не дал, впоследствии сославшись на внештатность ситуации и на неуверенность в правильности такого решения.
Шуму было много. Отдел ТУРК еще раз прошерстил личные дела всех пилотов, но «внутреннего врага» не обнаружил. Лазард пострадал исключительно морально. Президент вызвал его и вдохновенно орал почти полчаса, но потом все же согласился с доводами, что бросать два фалькона сопровождения против таких асов, как полковники Хьюли и Рапсодос — только рассмешить врага, и заткнулся.
Сефирота вызывать в ТУРК и допрашивать никто не стал, но Вельд — начальник следственного департамента компании — напросился на совместный завтрак. Стало понятно, что дружба генерала Шинра с мятежными банорцами не осталась без внимания. Он согласился — зачем лишний раз провоцировать интерес? Конечно, Вельд полез с расспросами. Конечно, Сефирот ответил правду: о том, что Рапсодос дезертирует, он не знал — тот всегда был скрытным и с ним планами не делился, а насчет Хьюли предполагал, что это возможно, но напрямую тот ему о своих намерениях не сообщал. Вельд сочувственно покивал, и почему Сефирот не доложил про Хьюли, предусмотрительно спрашивать не стал. После этого от него отстали.
***
Генерала пристальное внимание ТУРКов не волновало. Куда больше его беспокоило свое собственное поведение в той истории с Клаудом Страйфом. Почему его так сорвало, а главное — сам характер угроз теперь заставлял щеки гореть огнем.
Он стал задумываться об этом слишком часто и пришел к неутешительному выводу: именно такие эмоции Рапсодос вызвал у него всегда. Они дружили давно, но в последний год характер взаимоотношений несколько изменился. Иногда он ловил на себе пристальные, задумчивые взгляды Генезиса. Иногда тот неожиданно становился токсичней отравы и лез в драку просто на пустом месте. Только к нему. Но и его поведение стороннему наблюдателю должно было казаться странным: последнее время рыжего гада хотелось одновременно прибить насмерть и ни на секунду не выпускать из поля зрения, завладев его вниманием безраздельно. Красивый, яркий, приятно колючий — отвести взгляд от этой хищной птицы стало почти невозможно.
— Да просто тебе всего лишь двадцать три, Сеф, — посмеялся Ценг, слушая жалобы друга, на которые тот был на редкость скуп, а тут — вот дела — не смог сдержаться. — Не важно, что ты генерал и икона компании. В твоем возрасте невозможно не думать об этом. Ты и так слишком долго игнорировал свое тело. Если тебя это успокоит, в моем возрасте — тоже. Это нормально, когда молодой мужчина все время думает о сексе.
— Часто, — поправил его Сефирот.
— О-очень часто, — уточнил Ценг.
— Только о Рапсодосе, — вот теперь в самую точку. — Я никогда не думал о мужчинах в таком ключе, — пожаловался Сефирот.
— А сейчас?
— И сейчас. Только о Генезисе. Не могу понять себя. Он... необычный, живой, горячий... мне хочется его потрогать, рассмотреть, прижать его к себе... Мне хочется его задушить!
Ценг уже открыто смеялся, но генерал не обижался, это был дружеский смех. А что многие очевидные простым людям жизненные моменты становятся для него откровением — к этому Сефирот давно привык.
***
Он провел почти все детство в лаборатории, не видя, не общаясь с обычными детьми. Иногда Гаст приводил поиграть с ним свою дочь Аэрис, или толстая добрая сестра-хозяйка водила его на детскую площадку недалеко от Шинра-билдинг. Обычно ничего хорошего из этого не получалось, дети принимали его плохо, но хоть что-то, хоть какие-то коммуникации со сверстниками. Такие походы маленький Сефирот ждал с нетерпением. О том, что мальчика надо серьезно социализировать, Ходжо задумался, когда Сефироту исполнилось уже лет семь. Тогда нескольких сотрудников, имевших детей такого же возраста, обязали приводить их в Шинра-билдинг.
Дело шло со скрипом. Два мальчика и три девочки сначала не хотели общаться со странным беловолосым пареньком с зелеными нереальными глазами существа из сказок про фейри. Потом как-то притерлись, но стоило взрослым отвернуться — все заканчивалось разбитыми носами и слезами.
Но однажды в Шинра появился Ценг. На два года старше Сефирота, маленький вутаец был залогом в какой-то странной и явно крупной сделке. Тайна, покрытая мраком: сын то ли крупного вутайского босса борёкудан, то ли кого-то из близких родственников Годо Кисараги. Возможно, то и другое вместе. Маленький вутаец на эти темы не разговаривал. Руководство Шинра интересовалось мальчиком слабо — живет и живет. Высокопоставленный родитель, судя по всему, тоже потерял к нему интерес.
Заброшенный всеми странный подросток, плохо говорящий на общемидгарском и подыхающий от одиночества светловолосый мальчик очень быстро нашли общий язык, а с возрастом отношения переросли в крепкую, почти братскую дружбу.

— Это нормально у людей, — Ценг стал снова серьезным. — Адекватная человеческая реакция. Просто ты не хочешь сказать себе правду, поэтому и бесишься.
— А как было у вас?
Ценг посмотрел на него долгим взглядом. Обсуждать личное он считал неправильным, но видно решил, откровенность за откровенность.
— Я учил Руфуса драться. Борьба перешла в партер, я уложил его на татами, и тут он меня поцеловал. Я так растерялся, что проиграл схватку. А потом просто спросил... а он просто ответил.
— Это то, что люди называют любовь?
— Откуда мне знать, что это у тебя? Да и какая разница, как это называется? Главное — что ты чувствуешь и думаешь об этом сам. Пока я вижу, тебя тянет к Рапсодосу, а что с этим делать — ты не знаешь.
— Ничего не делать, — спорить не было смысла, Ценг прав, он не может себя понять и не должен позволять себе глупые надежды. А в создавшейся ситуации устраивать борьбу с самим собой глупо — жизнь расставила акценты. У него нет ни права, ни времени мечтать о несбывшемся. С Рапсодосом они теперь по разные стороны нейтральной полосы, а завтра... завтра будут думать об одном. Как максимально быстро и без потерь отправить друг друга в Лайфстрим. И эта реальность, к сожалению, самая вероятная.
***
Целыми днями он скакал, послушно, как теннисный мяч по полю — вперед-назад, влево-вправо, пытаясь найти выход. Все было бессмысленно — он выполнял приказы, отдавал приказы, стараясь понять, что делать, чтобы не стало еще быстрее и еще хуже. Как будто это могло что-то изменить в его жизни и в этом долбаном мире.
Анджил не захотел стрелять по своим, а теперь он будет убивать тех, кто еще недавно считал его наставником.
Зак Фейр ходил, как тяжело больной. Сефирот его жалел — щенок не смог понять Анджила, но интуитивно чувствовал, что такой человек не совершит бесчестного поступка. Вот тебе и парадигма. Солдат создан для войны, а война — это не только защищаться, но вот как стрелять по другу — Кунселю, который был вутайцем и сбежал с Рапсодосом? Зак этого не знал, а еще год назад кто о таком задумывался? А как стрелять по Анджилу? Сефирот хотел было поговорить с Фейром, но потом передумал. Не знал, что ответить на его вопросы. Это оказалась та зыбкая почва, на которой генерал чувствовал себя неуверенно. Сефирот привык ко многим вещам в этой жизни, просто решил, что будет принимать их, как должное, но до конца понять так и не смог. Например, что мидгарцы называют «священный долг перед страной»? Если долг, то значит, им что-то до этого дали, и надо вернуть. Но именно те, к кому обращались эти слова — а Сефирот сам частенько произносил подобные странные фразы для рекламных роликов компании — как раз жили в таком дерьме, что сразу понятно — этим пока точно никто и ничего не давал. «Стань солдатом корпорации! Твой священный долг — защитить свой народ!» От кого? От свихнувшегося, заболевшего жаждой власти придурка? Если Артур Шинра придет в себя и подтвердит союзнические договора с Вутаем, тронуть их не решится никто. Если нет — жди беды. Мидэлийцы уже начали перегруппировку наземных сил, а у Годо Кисараги договориться с ними не получилось. Артур ликовал — союз с Мидэлом казался ему удачным шагом. Когда Сефирот заговорил о мидэлийской угрозе и о том, что не стоит так слепо доверять тем, кто территориально и экономически всегда был основным конкурентом, его не услышали. Тогда он стал настаивать, уже опираясь на данные военной разведки, но Артур упрямо не хотел ничего замечать. Сефироту непрозрачно намекнули, что он лезет не в свое дело.
«Солдат должен воевать, а разведка и безопасность — этим занимается отдел ТУРК».
Конечно, он не один видел приближающийся пиздец. Скарлет Блэр — руководитель отдела разработки и испытаний нового вооружения, с которой Сефирот иногда приятно проводил время, тоже иллюзий на этот счет не питала:
— Когда мы дожмем Вутай, а это будет не просто, это будет больно, очень долго и затратно, тогда мидэлийцы и начнут, — рассуждала Скарлет, выводя у Сефирота на голой груди розовые узоры длинными красными ногтями. Полосы и кривые медленно таяли, вместе с остатками ночи. — После вутайской бойни огрызков от армии не хватит даже на приличный минет. Мы просто не успеем подготовить замену. Мидэлийцы будут нас драть во все дыры долго и со вкусом, даже не сомневайся.
А он и не сомневался — схема известная и простая до слез. Сначала ослабить противника, заставив ввязаться в сторонний конфликт, а потом добить, не дожидаясь его завершения.
Только с Артуром последнее время нормально говорить не мог никто. Он слушал и слышал, что хотел, что ему нравилось.
Сефирот даже пошел на крайность и посетил Ходжо, которого недолюбливал, но не недооценивал.
Ходжо его визиту удивился, но время поговорить нашел. Ничего утешительного Сефирот не услышал. Состояние здоровья пациента — а Ходжо был личным лечащим врачом президента — тот с генералом обсуждать не считал правильным.
С возрастом учишься держать язык за зубами, чего он и Сефироту искренне желает. Годо Кисараги молодец — иногда время решает все, но ишаки или падишахи сами по себе и внезапно сдыхают редко. Нет, это не намек, а констатация факта.
Поэтому будем надеяться, но если что — он не слишком опасается за свое благополучие. Такого гения, как Руди Ходжо, любое правительство почтет за счастье приютить, а вот ему, Сефироту, стоит, пока не поздно, подумать о тихой гавани и о далеком домике у моря.
Какая разница, что думает по этому вопросу сам Руди Ходжо? У президента сейчас другие советчики и свое видение ситуации.
Сефирот понял все правильно: Руди происходящее не нравится, но сделать он ничего не может.
***
— Ты нарываешься, — предупредил его недавно директор Лазард. — Это бессмысленно. Так ты ничего не добьешься.
— А как добьешься? — наверное, он сказал это слишком резко, но бесцветный взгляд Дезерикуса через стекла стильных очков выбешивал.
— Осади. Тебя грохнут по-тихому и спишут на происки врага. Артур Шинра закусил удила, он считает себя непобедимым, а для осуществления лелеемых им планов достаточно Палмера с Хайдеггером. Незаменимых людей не бывает, постарайся это уяснить, а мертвые герои иногда нужнее живых.
Тогда Сефирот был зол и слова Лазарда пропустил мимо ушей. Угрозы — угрозы... Он не боялся. А зря. Дезерикус, по слухам, внебрачный сын Артура Шинра. Несмотря на то, что папаша его не признал, занимал в компании пост исполнительного директора по вопросам армии и вооружения. И к его словам как раз прислушаться стоило. Лазард что-то знал или слышал и предупредил его почти открыто, в лоб. К сожалению, понял это Сефирот слишком поздно.
_____________
“Цена”* - автор Алькор.

Часть 3

Этих двух ТУРКов: лысого здоровяка Руда и рыжего балагура Рено — оба из личной охраны президента — Артур присылал за ним на Центральную не первый раз. Наверное, потому что Рено виртуозно водил вертолет, а Руд был его напарником. Ребята оказались что надо, Ценг им Сефирота доверить не боялся. Поэтому генерал подвоха и не заподозрил. Да и потом не сразу сообразил, что произошло. Пока Рено не долбанул кулаком по панели управления и не стал материть вперемежку техников, врагов-механов, вайперов, жирную бациллу Арти и этого поца — Вельда, который, так и знал, отомстит за свою сисястую корову.
Сефирот вертолет водил неплохо — да что там сложного? по сравнению с фальконом — детская игрушка — но сейчас осознавал всю нелепость и риск любой дерготни. Рено был спец и делал все, что мог, а мог он в сложившейся ситуации немного. Тяги управления к верхнему несущему винту окончательно приказали долго жить, а система подачи топлива левого двигателя выдавала ошибку за ошибкой, машину дергало и вело вправо, Рено удерживал ее, казалось, только благодаря повышенной упертости и токсичности характера — сдаваться рыжий ТУРК не умел по определению.
— Садись, — крикнул Сефирот, скорее, просто чтобы как-то поучаствовать.
— Без командиров обойдемся, — огрызнулся рыжий, мрачно разглядывая панель приборов, на которой творился сущий ад. — С-суки. Мы же свои... Свои, блядь!
Где-то в этот момент Сефирот окончательно убедился, что подставился, как полный идиот.
— Под нами скалы и лес, — сообщил Руд, напряжено считывая и анализируя данные навигации. — Пока будем искать место для посадки... Двенадцать на северо-запад сядем без проблем, но это Вутай.
— Блядь.
— Или нам трындец.
— Делай, что считаешь нужным, — Сефирот откинулся в кресле.
— А я тебя и не спрашиваю, — отозвался ТУРК, не поворачиваясь. — Ставлю в известность.
Вертолет сильно тряхнуло, и он резко «провалился». «Не будет Вутая», — почему-то с облегчением подумалось Сефироту, но Рено опять справился, и пытка продолжилась.
Грохнулись они все же эпично, не дотянув до намеченной точки совсем немного. По прямой полудохлый вертолет двигаться еще соглашался, но попытка снизиться его доканала и он, окончательно послав нахрен рыжего пилота, почти отвесно рухнул вниз. Хоть Рено и пытался создать слабую иллюзию приземления, удар о землю был такой, что вцепившийся в кресло Сефирот, пристегнутый и принявший правильную позу, все-таки потерял сознание, а когда пришел в себя, не сразу сообразил, где он. Вместо кабины вертолета, в которой сидел только что, оказался лежащим ничком на веселом зелененьком лужке. И как он там очутился, куда делись ремни безопасности, не помнил совсем.
Генерал медленно сел и попытался оценить собственную комплектацию. С этим вроде было нормально, а синяки и ссадины — не в счет.
— Сеф, помоги! — он резко повернулся на голос, противно заболело плечо. Вертолет оказался за спиной. Точнее, его обломки. Хвостовая балка с искореженным винтом лежала в метрах пятидесяти от всего остального. А «все остальное»... У Рено все-таки не получилось посадить машину на брюхо, и вертолет майнул носом.
Сефирот поднялся — голова кружилась, очень хотелось пить, но, в целом, вполне терпимо — и поковылял на голос. Руда он нашел за вертолетом. Тот стоя на коленях, бинтовал грудь полулежащему Рено. Рыжий ТУРК опирался на колено напарника, шипел, надсадно кашлял и, прикрыв глаза, тихо матерился. Изо рта у него толчками вытекала кровь, а на скулах зияли две симметричные обильно кровоточащие ровные раны — галочки. Стало понятно: Рено повстречался лицом с лобовым стеклом, но «умные» очки производства Скайленс, работающие с системами навигации и мультисистемными камерами на носу вертолета, не подвели. По крайней мере, глаза и лицевые кости черепа остались целы, а эти «украшения» — ерунда, заживет.
Сефирот аккуратно придержал рыжего ТУРКа за плечи, чтобы Руду было удобней, и взглядом задал вопрос: «Как он?»
— Ребра поломал, слева закрытый пневмоторакс, — не стал ничего скрывать Руд. Если не подоспеет помощь — дело-дрянь. Сами не донесем — не успеем. До границы тут топать и топать... по пересеченной местности, так сказать.
О том, что они в Вутае, Сефирот уже догадался. Приблизительно знал топографию этого района, да и по времени выходило. Их скорость была где-то под двести. Немного, но на деревья они не рухнули — значит, Вутай. А если Вутай, то Руд зря переживает. Топать им не придется.
Как бы в подтверждении своих мыслей он услышал шум винтов и подумал, что, в сущности, это неплохо. Пока они не воюют, а значит, убивать на месте их не станут, и вполне вероятно, получиться выкрутиться без серьезных потерь. Вот только знать бы точно, кто и зачем организовал ему такую подставу. Тайные враги корпорации или наоборот, ее «лучшие люди»?
Две пятнистые вутайские «Кобры» с опознавательными знаками базы «Айнис» без проблем приземлились на зеленом лужке, не сильно переживая, что могут быть обстреляны. Видно, картину их стремительной «посадки» наблюдали.
Вутайцы, тоже пятнистые, как кожа багнадран, выскочили из машин в полном вооружении, с автоматами наизготовку и окружили их небольшую компанию в несколько мгновений. «Семеро, плюс кто-то остался в вертушках», — на автомате прикинул Сефирот. Да какая разница? Воевать сегодня он не намерен. Генерал медленно поднял руки вверх, заложив их за голову, и встал, демонстрируя полное нежелание сопротивляться. Головы прибывших, скрытые «вутайками» — закрывающими лицо подшлемниками, украшенными рисунками скелетов, бахамутов и прочих тварей, с прорезями для глаз и рта, — вызвали у генерала усмешку.
— О-очень страшно, — лучше было бы ему помолчать, но бурлящий в венах коктейль из гормонов стресса толкал на подвиги.
— Ты. Вставай, — один из вутайцев несильно пнул носком берца стоящего на коленях Руда. Тот подчинился. Рено лежал на зеленой травке, скорбно закатив глаза — картина «поверженный герой», мать его...
— У нас аварийная посадка, — Сефирот постарался, чтобы фраза прозвучала миролюбиво. — Вынужденная, — добавил он, как будто это было непонятно.
— Заебали, — досадливо сплюнул вутаец со знаками различия гунсо*. — Вот и посаживались бы у себя. Аварийно. Какого хера вы к нам прете? Какого хера к нам лезете и лезете, сволочи? — сухо щелкнул затвор.
— Тихо, Сора. Успокойся. За беловолосого тебе Рапсодос нос откусит. Хочешь себе нажить врага — рискни, — вутаец в маске скелета предостерегающе положил руку на крышку ствольной коробки автомата гунсо, опуская дуло к земле.
— Однокашники? — сразу успокаиваясь, сочувственно спросил Сора. Видно, случай был не единичным. Вутайцы переживали неотвратимость грядущей мясорубки не менее болезненно, чем мидгарцы.
— Да, — просто кивнул Сефирот.
— Помогите раненому, — больше не возвращаясь к теме, приказал гунсо и, отстегнув с пояса фляжку, протянул Сефироту.
— Страшно было? Когда падали?
— Полный пиздец, — признался тот совершенно искренне и взял предложенное. Во фляге оказалось что-то крепкое, не вода, это было очень кстати. — Все — думал. Прилетели...
***
До вутайской базы они добирались больше часа. Рено, обколотый анальгетиками, кровоостанавливающими и прочей дрянью, уложенный на раскладные носилки и укрытый одеялом, вполне пришел в себя и с интересом рассматривал вутайцев. Раны на скулах ему тоже обработали и пока прикрыли синтобинтами — в госпитале разберутся.
Сефирот лениво перекинулся парой слов с сидящим рядом гунсо. Так, ни о чем. О погоде, о «задолбал этот тайса (звание, сопоставимое с мидгарским полковником), но мужик мировой» и о «хороший у вас пилот. Если бы не он...» Руд дремал, и Сефирот под конец тоже стал отключаться. Его не тревожили.
***
По прилету глаза им никто не завязал и рук тоже не связывал — все данные о вутайских базах прекрасно читались спутниками и тайной никакой не являлись, что было вполне взаимообразно, но обыскать еще раз — обыскали. Рено унесли. Пожилой военврач с погонами дзюнъи**, встретивший их прямо на вертолетной площадке, быстро заверил, что все будет хорошо, если не помер, то уже и не должен. Утверждение могло бы показаться сомнительным, но внешний вид вутайца почему-то внушал доверие, и генерал успокоился.
Их с Рудом разлучили, и Сефирота, под конвоем тех, кто их и привез, отвели и закрыли в отдельной комнате. Как он понял — в жилом блоке для офицеров базы, а совсем не там, где он планировал оказаться — в камере следственного отдела безопасности Айнис, что выглядело бы более логично.
Объяснение могло быть только одно — Вутай очень опасается провокаций и старается не дать ни малейшего повода поднять крик.
Как бы оно ни было, но Сефирота это вполне устраивало. Нынешнее место обитания ему нравилось и менять его на что-то попроще не хотелось. А бежать он и так не собирался — видимо, вутайцы это понимали.
Крохотная квартирка — она же спальня с застеленной кроватью, она же кухня с минимумом функций: чайник, микроволновка, маленький холодильник, и небольшая туалетная комната с душевой кабинкой — необходимый наабор.
Здесь никто не жил: ни чужих вещей, ни признаков чьего-то недавнего присутствия.
Сефирот разрывался между желанием помыться и еще более непреодолимым желанием рухнуть на постель, как есть в одежде, и заснуть хотя бы на пару часов. «Я всего пять минут», — сказал он самому себе, вытягиваясь на застеленной покрывалом кровати, и тут же провалился в сон.
Проснулся он, как от толчка, и тут же понял, что это не тактильный контакт — это взгляд. Пристальный, немигающий, слегка насмешливый и изучающий взгляд того, кого он так боялся и непроизвольно отчаянно желал встретить на Айнис.
Как он пропустил момент, когда Джен зашел в комнату — Сефирот не понимал. Обычно он спал очень чутко. Банорец сидел на стуле, оседлав его, как наездник чокобо, положа руки на спинку, а подбородок на руки. Полевая вутайская форма делала Джена странно чужим и почему-то очень... привлекательным. Расстегнутый не по уставу воротник открывал кусочек белой шеи, и Сефирот видел маленькую темно-рыжую родинку, внизу, почти у края торчащего ворота черной футболки, отвести взгляд от которой было невозможно.
— Привет, — он сел на кровати, стараясь скрыть смущение и приказав себе прекратить таращиться.
— Жаль, что ты не разделся, — улыбнулся Генезис. — Зрелище могло быть более... волнующим.
— Сколько я спал? — игнорировал шпильку Сефирот.
— Три часа.
— Достаточно, — кивнул генерал. — Вам, наверное, надо меня допросить?
— Только если тебе хочется открыть мне какую-то зловещую тайну, — безразлично отмахнулся Рапсодос. — Мы следили за вашими кувырками еще от границы. Ты... обеспечил мне несколько неприятных минут. Повезло, что за штурвалом был Рено. Кстати. С ним все хорошо. Руд рассказал, что приключилось, а техники уже на месте. Копаются в обломках вашей вертушки. Так что скоро я буду знать больше, чем ты.
— И что дальше?
Рапсодос пожал плечами.
Что дальше — было понятно и так. Об инциденте доложат вышестоящему начальству, скорее всего, уже доложили. Теперь остается ждать, что оно решит. Нарушение границы вынужденное, но пленники слишком значимые, и ожидать, что их просто так отпустят, особенно в свете последних событий, глупо. Будут тянуть время, переговариваться, торговаться...
— От тебя зависит, что дальше, — неожиданно подмигнул Генезис. — Могу отпустить, могу задержать... до выяснения. Я тут, видишь ли, начальник.
— Отпустить? — удивленно поднял бровь Сефирот. — А с погонами попрощаться не боишься?
— Ничуть, — заверил Генезис. — Если отпущу, максимум — получу выволочку. Сошлюсь на выполнение основного приказа главнокомандующего. А приказ у нас строгий: «Не поддаваться на провокации. Никаких обострений. Избегать любых конфликтов». В общем, быть паиньками. Пока они там разберутся и придумают, что делать, вы будете дома.
— Заманчиво, — кивнул Сефирот, подозрительно посмотрев на вдруг порозовевшие щеки Рапсодоса. — И что от меня потребуется?
— Потребуется, — Генезис посмотрел на него долгим и очень странным взглядом, от которого по телу пробежала теплая волна, и волоски на коже встали дыбом. — Ну не могу же я отпустить тебя просто вот так... Безнаказанно, — сладко мурлыкнул Джен, — после твоих угроз. Вутайцы — ребята простые. Мне уже надоело огрызаться на их подначки касательно безопасности моей задницы и вутайского демона, который заточил на нее коготки и... хм, клюв. Я подумал... если судьба на твоей стороне, Генезис, почему бы не взглянуть своим страхам в лицо?
— Нет! — Сефирот от неожиданности растерял все красноречие. — Ты же не намекаешь, что... Или намекаешь?
— Хочу предложить. Всего лишь дружескую сделку к обоюдному удовольствию, мой генерал, — лицо Генезиса стало мечтательным. — Мне кажется, это не самое страшное, что могло бы сегодня с тобой произойти. Обещаю: я буду нежным и постараюсь, чтобы понравилось не только мне.
— Это какой-то бред, — Сефирот не хотел верить в происходящее.
— Подумай. Время есть, — томно мурлыкнул Генезис. — Все между нами. К вечеру вы трое будете дома. Никаких допросов, тюремных камер и злых вутайских дознавателей. Никаких муторных переговоров, ожиданий и неизвестности. Просто будь послушным, мой генерал. Я не собираюсь тебя насиловать. Уверен, ты сам этого хочешь, только не соглашаешься поверить в очевидное, — Рапсодос поднялся. — Тебе хватит часа на обдумывание?
— Других вариантов нет? — мрачно спросил Сефирот. Вопрос остался без ответа. — Ладно. Я должен был попробовать.
— Ты мне нравишься, Сефирот, — Джен смотрел не мигая. — Давно. Твой голос, манера держаться. Мне нравится видеть, как ты улыбаешься, и еще больше — как ты злишься. Мне хочется тебя потрогать, сделать тебе хорошо и увидеть на твоем лице удовольствие. Это не месть за сказанную случайно фразу. Просто я сам не сразу понял, чего от тебя жду... на самом деле. Мы были друзьями, и я не разрешал себе, мучился, запрещал даже думать... Но все изменилось. Я эгоист — что тут поделаешь, — Генезис криво улыбнулся. — Когда ты пообещал, трахнуть меня... пусть это была просто злость... Ты как будто нажал на спусковой крючок — бах! Я сразу решил, что так и будет. Я хочу тебя, и я тебя получу. Пусть даже вот так.
***
Когда дверь за Рапсодосом закрылась, генерал опять упал на кровать и тихо зарычал. Он в западне. Если откажется — варианты возможны всякие. Просто так вутайцы его вряд ли отпустят. Накануне грозящей войны попасть в руки к врагу — это верх неудачливости. Первый воин корпорации, серебряный клинок Шинра. Без него победа Мидгара все равно максимально вероятна, но уже не так очевидна. О его чудесах стратегического планирования вутайцы осведомлены неплохо. Интересно, кто все-таки виноват в аварии вертолета? Если он откажет Рапсодосу, возможно, не узнает об этом никогда. Если вернется к вечеру... Черт! Сефирот думал, что весь адреналин израсходовал сегодня, пока сажали вертолет, но сейчас был на таком взводе, что еще чуть — и начнет крушить простенькую обстановку в своем временном жилье.
Рыжая зараза знал, на что надавить. Отказаться — поиметь кучу проблем. Согласиться... поимеют его. Зато все закончится быстро.
Сефирот на автомате разделся и пошел в душ. Прохладная вода немного успокоила, и он опять мог связно мыслить.
Он достал из упаковки новую мочалку и намылился.
Его тело... Всегда лишь собственность корпорации. Безупречно красивое тело воина, созданное для боя, для служения интересам Шинра. Сефирот медленно провел пальцами по мускулистой груди, по рельефному животу... Он теоретически понимал, что тело может рассматриваться не только в контексте целесообразности. Но... как будто все это было не про него.
Он слишком иной.
Странный. Непонятный.
Выродок.
Он не мог нравиться, привлекать, быть желанным. Необычная внешность, не красивая — специфическая, вот и все. Некоторых она пугала, других, наоборот, будоражила. Его оболочка.
Кому интересно, что у монстра в душе?
У него никогда не было «отношений», как это называл Ценг. Да он и сам не пытался их с кем-то начать. Зачем?
Секс — это совсем другое. Тот секс, который у него иногда случался.
Сефироту все время казалось, что женщины, принимавшие его предложения, хотят не его, а серебряного глянцевого генерала с обложки буклета. Им просто интересно, как у него там устроено, и похож ли он без штанов на обычных мужчин, для которых они оставляли свои эмоции и тепло. Ему же доставалась только физиология и стандартные фразы: «Ты великолепен», «Это был высший пилотаж»; люто доставшая: «Ты мой зверь!» и закономерно следовавшая за ней: «Ты что, уже спишь?» Как будто он не человек, а племенной жеребец для случек.
Джен — один из немногих, кто видел в нем человека. С первой встречи рыжий гад заподозрил его слабину и ни секунды не сомневался, что даже великий Сефирот может ошибаться, видел уязвимые места, подтрунивал над его асоциальным поведением, не щадил самолюбия, доводил иногда просто до белых глаз, до острого желания схватить и трясти, как куклу, заткнуть поцелуем этот насмешливый рот, прервать поток колкостей и подначек... Черт! Неужели для того, чтобы понять, что между ним и Рапсодосом — не только конкуренция, не только соперничество за место лучшего, нужно было оказаться «по разные стороны баррикады»?
Интересно, сколько бы он еще топтался на месте, не решаясь признаться самому себе, если бы сегодня со свойственной ему прямолинейностью Джен не расставил акценты? Не сказал, что Сефирот ему нравится и чего конкретно он ждет?
Сефирот выжимал мокрые волосы, не отводя взгляда от отражения в зеркальной двери душевой кабинки.
Получается, он просто не замечал...
Вполне возможно, что Генезис замахался подавать эти «особые знаки», про которые говорил Ценг. Сефирот знал — у людей они есть, но он их не понимает или не дифференцирует, как намеки, как проявление внимания с сексуальным подтекстом. На заре его увлечения противоположным полом было несколько инцидентов, довольно забавных, когда Сефирот зарекомендовал себя, как холодный и неприступный герой. А на самом деле, он был совсем не против, просто не понял, чего от него хотят. Ценг тогда очень смеялся и даже преподал ему несколько уроков:
«Когда девушка делает ресницами так, — вутаец быстро замигал, — это ей не что-то попало в глаз, просто она хочет показаться глупенькой. Глупенькую проще уговорить. Таким образом, тебе дают понять, что совсем не против, чтобы ты предпринял попытку. Если девушка делает так, — Ценг смешно надул губы, — она не расстроилась, просто акцентирует внимание на этой части... хм... тела... Если она говорит «даже не знаю», понимать надо совсем наоборот, и не стоит давать ей время “на подумать” — она уже согласна».
И так далее. Знаков оказалось очень много, иногда нужно было следить за руками, глазами и губами одновременно. Вначале Сефирот постоянно путался в нюансах, но, со временем, с грехом пополам, освоил сложную науку. Хотя... потом тоже случались ошибки.
Но вот с Генезисом все это оказалось бессмысленно. Глазами рыжий котяра не хлопал, а щурил их нагло и презрительно, губы не надувал, а кусал от злости, когда проигрывал Сефироту спарринг. «Даже не знаю» не говорил, сразу посылал в жопу. То есть, руководствуясь уроками Ценга, никакого физического интереса к Сефироту не проявлял. Он спросил у друга, как это бывает у мужчин? Наверно, по-другому? И получил ответ: «Да вот, как у тебя». Генерал долго думал, как это — «как у него», даже пришел к определенным выводам, но в их правильности уверен до конца не был. А потом Рапсодос дезертировал, события понеслись лавиной, и стало не до знаков.
И вот теперь Генезис его поймал. Сефирот неожиданно для себя счастливо улыбнулся. Интересно, что бы делал он, если бы роли поменялись? Уж точно не то же самое, что Рапсодос. Отпустил, скорее всего. Или... попросил бы поцелуй. Это было бы интересно... волнующе? Очень приятно? Эх... Вряд ли. Вряд ли он бы додумался до такого — Сефирот досадливо нахмурился. А вот Джен даже не покраснел, кажется, был уверен, что получит свое. Интересно, с чего бы это? Вполне возможно, Сефирот сам, не понимая, вел себя так, что Джен догадался... Не специально, просто Генезис чуткий интуитив — так про него говорит Ценг.
Теперь генерал одновременно очень хотел, чтобы Джен образумился или что-то помешало неизбежному, и, в то же время, боялся: вдруг тот передумает, пожалеет его или в нем проснется совесть, и тогда останется только жалеть, что шанс упущен.
Он высушил волосы перед зеркалом, продолжая рассматривать свое отражение. Оно показалось чужим, словно Сефирот видел его впервые. Тело молодого мужчины. Очень молодого. Оказалось, у него есть свои, довольно понятные настойчивые желания, есть свое мнение, не совсем совпадающее с доводами рассудка.
Генерал быстро сдернул с вешалки большое полотенце и, обмотав им бедра, вышел в комнату. Одеваться нет никакого смысла, все равно он это снимет.
___________
гунсо* — сержант
дзюнъи** — прапорщик